Русский штрафник вермахта

Эрлих Генрих Владимирович

— Тут поневоле задумаешься о путче, — сказал фон Клеффель.

— Вы имеете в виду военный мятеж? — уточнил Ули Шпигель.

— Бунт на корабле! Ура! — воскликнул Красавчик. — Всех несогласных — на рею!

— Тогда уж бунт заключенных, — включился Юрген, — да здравствует свобода!

Так они перебрасывались словом Meuterei, [28] пытаясь заглушить игрой тревожные мысли.

— Нет, я имею в виду именно наш добрый старый Putsch, — сказал фон Клеффель.

28

Мятеж, бунт (нем.).

На

лице его была написана решимость. Единожды не подчинившись приказу, он готов был идти дальше, идти до конца. Es geht alles auf eine Rechnung. [29]

Зашевелился лежавший на носилках майор Фрике. Он очнулся несколькими минутами ранее и ухватил часть разговора. Он силился что-то сказать. Фон Клеффель поспешно встал, сделал несколько шагов, склонился над носилками.

— Не волнуйтесь, дружище! — он ободряюще похлопал майора Фрике по плечу. — Мы вас вытащим отсюда, не будь я подполковник Вильгельм фон Клеффель.

29

Все внесут в один счет (нем.). Эквивалент русской поговорки: «Семь бед, один ответ».

— Спасибо, подполковник, — прошептал запекшимися губами майор Фрике. — Вручаю в ваши руки свою судьбу и судьбу моих подчиненных.

Впрочем, последние слова если и были сказаны, то настолько тихо, что даже Юрген, сидевший в двух шагах от изголовья носилок, их не разобрал и невольно доверился фон Клеффелю, громко объявившему:

— Майор Фрике вручил в мои руки свою судьбу и судьбу его подчиненных, — и еще громче: — Вашу судьбу! — Он горделиво выпрямился, одернул китель, обвел всех строгим взглядом и торжественным голосом произнес: — В сложившейся обстановке, когда командир батальона тяжело ранен, а младшие офицеры по разным причинам отсутствуют, я, Вильгельм фон Клеффель, принимаю на себя командование вверенным мне подразделением.

— Но, позвольте, герр подполковник, — подскочил к нему лейтенант Россель и тут же осекся, сообразив, что одним этим обращением он признал главенство фон Клеффеля. — Я являюсь… — повторил он попытку и опять осекся. — А как же я? — неуверенно проблеял он наконец.

— Можете считать себя временно разжалованным в рядовые, — пренебрежительно отмахнулся фон Клеффель и вдруг гаркнул: — Смирно! Кругом! Три шага вперед! Ложись! — Лейтенант то ли от неожиданности, то ли от привычки бездумно выполнять приказы начальства исполнил все в точности. — Отлично, рядовой Россель, — удовлетворенно сказал подполковник, — два балла в графу поощрений. И благодарите бога — у вас теперь появился шанс выжить. — Он обвел толпившихся вокруг солдат потяжелевшим взглядом и провозгласил, подняв вверх руку с торчащим указательным пальцем: — Шанс!

Это было решение, угодное высшим силам. Судьба не замедлила проявить к ним благосклонность, ниспослав дорогой подарок. Они не прошли и километра, как заметили на дороге немецкий бронетранспортер. Он мирно спал, укрыв внутренность брезентовым пологом.

— Букашка! — радостно закричал Красавчик, устремляясь к машине.

Он ударил ногой по скатам двух колес — накачаны в меру, проверил гусеницы — целехоньки, открутил крышку бензобака, засунул туда хворостинку — почти полный, заглянул под брезент. На водительских местах и в отделении десантников никого не было, но два штатных пулемета были на месте, еще один, со снаряженной лентой, лежал на полу. Если бы Красавчик отошел чуть в сторону и углубился на несколько метров в лес, то он нашел бы там тело солдата в черной форме бронетанковых войск с простреленной головой, руки которого были темными от въевшегося машинного

масла. Вероятно, это был водитель бронетранспортера. Но даже эта находка не объяснила бы, как машина оказалась на дороге, в целости и сохранности. Собственно, Красавчика это не очень-то и интересовало.

— Фантастика, — сказал он и посмотрел на небо.

— Вот вам яркий пример превосходства доброй старой кавалерии над всеми этими механизированными частями, — сказал Ули Шпигель.

— Я всегда это утверждал! — подбоченившись, сказал фон Клеффель.

— Никогда не видел, чтобы кавалеристы драпали, бросив лошадей! — закончил свою мысль Ули Шпигель.

Von Panzergrenadieren,

Panzergrenadieren "uberrannt, [30] —

30

Мотопехота, Мотопехота едет вперед (нем.).

заблажил Курт Кнауф припев «Марша мотопехоты».

— Бедняга Кнауф, — сказал Юрген, — его словарный запас уменьшился с десяти до двух слов.

— Зато мотивчик боевой! — бодро воскликнул Ули Шпигель. — Честно говоря, он достал меня до печенок своим «Августином», — и тут же добавил: — Бедняга Кнауф!

— Фантастика! — повторил Красавчик, вынырнув из-под бронетранспортера. — Все в порядке!

— Надеюсь, вы сможете управлять этой самодвижущейся бронированной подводой, — сказал фон Клеффель.

— А то! С закрытыми глазами! Это же Майбах! О, Майбах! Самый шикарный лимузин, за рулем которого я сидел, был — Майбах! — Было видно, что произнесение этого имени доставляло Красавчику чувственное наслаждение. Он перекатывал его во рту и так и эдак У него во рту уже сутки ничего не перекатывалось. — Более того, я сидел за рулем двух Майбахов! — продолжал между тем Красавчик. — Вы только подумайте, фирма Майбаха выпустила за 20 лет меньше двух тысяч машин, и две из них, пусть на короткое время, были моими! Первую красотку я заарканил…

— Отставить! — скомандовал фон Клеффель. — В седло!

Они положили в бронетранспортер ранцы, документы и немногочисленные припасы. Они выстлали пол толстым слоем веток и поставили сверху носилки с майором Фрике.

— Мотопехота, мотопехота идет вперед! — прокричал Курт Кнауф.

И они подхватили песню. И, выстроившись в колонну по два, замаршировали по пыльной дороге перед урчащим бронетранспортером. С ним они вновь почувствовали себя сильными, обрели уверенность, им все было по плечу. Шанс разросся до неизбежности.

Das war ihr letzter Kampf

Это был их последний бой. Последний при отступлении к Орлу. Для многих он стал последним в жизни. Тут все сложилось одно к одному: усталость от беспрерывных боев и долгого марша, озлобление от сокрушительного поражения, масштабы которого проступали все более ясно, эффект неожиданности, желание быстрее завершить дело и пренебрежительное отношение к противнику. Впрочем, противник тоже отнесся к ним с известной долей пренебрежения. В противном случае он не стал бы с ними связываться. Дело было так. Они заблудились. То ли имевшаяся у них карта ни к черту не годилась, то ли они перепутали дорогу. Во всяком случае, та дорога, по которой они шли, вместо того чтобы вывести их прямиком к шоссе, уводила все дальше в лес. Это была даже не дорога, а две глубокие колеи в земле. После недавних дождей в них стояла вода, по край. Они пробовали идти между колеями, но ноги скользили, норовя сползти в колею. У одного солдата сползла. Так они узнали глубину колеи. По этой дороге даже их вездеходный бронетранспортер отказывался ехать. Он недовольно фырчал и отплевывался и в конце концов остановился.