Русский со словарем
Шрифт:
А ведь у Чехова в этой фразе говорится не про субчикаили хмыря.У слова субъектв XIX в. было такое странное на современный слух значение — «пациент» или «объект». В медицинских контекстах постоянно встречаются примеры типа: «Александр Матвеич, интересный субъект! — говорят они, запыхавшись, — сейчас привезли, чрезвычайно редкое осложнение» (Н. Г. Чернышевский. Что делать?). А употребления слова субъектв соответствии с современным объектвообще едва ли не самые типичные для второй половины XIX в. У Достоевского читаем: «Зачем же я тогда вам так понадобился? Ведь вы же около меня ухаживали?» — «Да просто как любопытный субъект для наблюдения» (Преступление и наказание). Распространением этого типа словоупотребления русский язык, видимо,
Сейчас употребление слова субъектв значении «объект» — то есть почти противоположном современному — вызывает недоумение. Между тем возникновение такого значения вполне объяснимо. Мы просто слишком привыкли к противопоставлению субъект vs объект,а есть столь же естественное противопоставление субъект vs предикат.В логико-грамматической традиции субъектпонимается как то, о чем речь, как то, чему приписываются определенные свойства. Роль его в суждении, таким образом, в определенном смысле пассивная. В русских переводах грамматической терминологии это представление проявляется очень выпукло: подлежащее— то, что подлежит(в отличие от сказуемого,то есть говоримого). Слово подлежать,даже в большей степени, чем исходное латинское подбросить,указывает на страдательную роль и провоцирует соответствующую метафору субъектакак подлежащего не только обсуждению, но и исследованию — а затем и просто воздействию.
Практически с самого начала бытования слова субъектна русской почве у него прослеживаются эти конкурирующие значения: субъекткак объекти субъекткак противоположность объекта.Так, у А. Д. Михельсона («30000 иностранных слов, вошедших в русский язык, с объяснением их корней», М., 1866) читаем: «Субъект — лат. subjectum, от subjecere, подвергать. Предмет, подлежащий действию другого». А практически одновременно с этим в «Настольном словаре для справок по всем отраслям знаний» Ф. Толя (СПб., 1863–1864) субъектопределяется как «лицо действующее, говорящее» и отмечается, что он «противополагается объекту».
В XX в. субъект– объект был уже полностью вытеснен субъектом— противоположностью объекта.Носители литературного языка уже, видимо, не столь массово владели логической терминологией и, соответственно, пара субъект — предикатне была столь напрашивающейся. Не всем стала очевидной внутренняя форма латинского слова subjectumи связь слова субъектс русским подлежащее.В то же время пара субъект — объектлегко воспринимается в силу того, что для любого человека ясно, что там явно один корень, но разные приставки. Да кроме того, существительное субъект«подравнялось» под прилагательное субъективный,а укрепление контрастной пары субъект — объектобусловлено активным функционированием контрастной пары субъективный — объективный.
О преемственности
Как-то по телевизору показывали вечер юмора. Я вообще-то юмористические передачи не люблю, но, прежде чем переключить, я успела услышать, что чествуют Жванецкого. И что — цитата — «все мы вырослииз Жванецкого, как русская литература из гоголевской шинели». Действительно, существует расхожая фраза о русских писателях: «Все мы вышлииз „Шинели“
Фразу «Все мы вышли из „Шинели“ Гоголя» обыкновенно приписывают Достоевскому. Но люди, прочесывающие в поисках этой цитаты полное собрание сочинений Достоевского, ничего не обнаруживают. Это такая же ситуация, как с цитатой «У России две беды — дороги и дураки». Все знают, что это Гоголь, но у Гоголя этого нет.
А с фразой про «Шинель» получилось вот что: в 1887 году в России вышла книга «Современные русские писатели. Толстой — Тургенев — Достоевский», принадлежащая перу французского критика Эжена Вогюэ, который сыграл огромную роль в знакомстве Запада с русской классической литературой. Из этой книги фраза о «Шинели» и стала широко известна. Говорил ли Достоевский когда-либо что-то подобное, никто не знает. Собственно, у Вогюэ во французском тексте говорится, что так сказал один писатель,а уж переводчик «уточнил»: да Достоевский, больше некому. Это выяснил еще в 1968 году советский литературовед С. А. Рейсер, сопоставив перевод с оригиналом.
Трудно сказать, по какой причине, но фразочка прижилась. Сейчас она превратилась в журналистское клише — эдакую универсальную формулу преемственности.
Писатель-фантаст Ник Перумов говорит: «Мы все вышли из шинели Стругацких, другое дело, куда мы после этого направились». «Мы вышли из шинели и литинститута», — вторит ему другой писатель. Литературой дело не ограничивается: петербургский музыковед Владимир Фейертаг, говоря о джазе, замечает: «Все мы вышли из шинели Миллера». А его же лекция о саксофоне озаглавлена «Все мы вышли из шинели Паркера». Григорий Ревзин, описывая выставку, посвященную главному архитектуру брежневской эпохи Посохину, формулирует так: «Все они как бы вышли из шинели Посохина и теперь вернулись в лоно этой суконной матери». Эдвард Радзинский считает николаевскую эпоху концентрированным выражением российской истории: «Все мы вышли из шинели Николая — не Васильевича, а Павловича». А у другого автора читаем: «Все адвокаты вышли из шинели Александра II». Даже европейские футбольные тренеры, оказывается, признаются, что вышли из «шинели Лобановского».
А уж что говорить про политику! Вот только несколько цитат из разных газет и радиопередач: «Илюхин хочет показать, что режим Путина вышел из шинели Ельцина»; «Но выдержит ли эта конструкция подспудно назревающий конфликт с Кремлем? Точнее — с той частью политэлиты, которая вышла из шинели ФСБ и борется с бизнесом за место под экономическим солнцем?»; «Итак, нам за 5 минут позвонило 1802 человека, и из них все-таки 75 % считают, что президент Путин, скорее, вышел из шинели Дзержинского, чем из пальто Собчака»; «Это вряд ли реально сделать при сохранении у власти большинства нынешних лидеров СНГ, особенно тех, что вышли из шинели ЦК КПСС».
Даже туркменские аналитики выражаются так: «Такова, вероятно, судьба оппозиционеров, вышедших из шинели власти, вначале они соратники с президентом, потом они томятся в неволе и тайно умирают».
А в заключение — цитата из стихотворения Игоря Иртеньева об автомате Калашникова:
Достигла высшей меры цели Твоя душа, Поскольку вышла из «Шинели» И «Калаша».Не русский не язык
Как-то раз я слушала доклад замечательного лингвиста А. Б. Пеньковского «О тайных смыслах стихотворения в прозе Тургенева „Русский язык“». Ну, все помнят: «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, — ты один мне поддержка и опора, о, великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! — Не будь тебя — как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома? Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!»