Русский Сонм. Дилогия
Шрифт:
– Почему? – не понял Фэб.
– Берта – жена, рыжий был записан как родной брат, – пояснил Кир. – Сделали доверенность, Скрипач сам за него закорючку поставил. Он, конечно, не мог – он тогда нас с десятого раза узнавал, какие там справки с подписями. В общем, я с ним сидел и потом стал разговаривать – особенно по ночам, потому что по ночам становилось совсем плохо. И я говорил ему про это. И пообещал. Тогда же и пообещал. Что у него всегда будет все самое хорошее. Что никогда не буду гнать его из ванной. Что я люблю его, просто я осел, и до меня доходило долго, что вот так люблю, не совсем как положено. Что я его скъ’хара, что буду его беречь и заботиться о нем, и чтобы он не упрямился больше, и первое, что я сделаю, когда мы вернемся домой, так это поеду на рынок, куплю самых вкусных яблок самую большую корзину и отдам ему самое лучшее…
Фэб– Ну, потом был кризис, сутки он вообще помирал, там все на ушах стояли, потом… начал потихонечку выкарабкиваться как-то. Но все равно, первый месяц он был никакой, температура все время держалась, но уже так… в сравнение не шло. Зеркало было, когда он уже вставать начал, – Кир засмеялся. – Дошли мы с ним первый раз до сортира, пардон, и он себя увидел. И не узнал. Ну правильно, любой бы на его месте охренел, увидев такую картинку замечательную. И потом он нам неделю покоя не давал, что боится человека, которого в ванной видел… мы ему наплели, что, мол, это в соседней палате ремонт. И это бритое страшное чмо – рабочий, который к окошечку подошел. Это уже было по большей части забавно…
– А сколько вы там пробыли, в больнице?
– Четыре месяца. И потом еще больше года мы его долечивали уже дома. На юг два раза ездили, хорошо, что знакомые пилоты были в количестве, брали нас с собой, а мы в Симеизе снимали домик маленький. Там же дешево все, да и мы без претензий. Мы ж тогда совсем без денег остались, нас поувольняли всех, ну правильно – родственник политзаключенный, это ж страшно, а ну как что не то выйдет. Да и некогда нам было работать. Ри, спасибо ему огромное, мужик дотошный, и мы стали оспаривать каждый пункт обвинений, которые против него выдвинули. По два раза в неделю заседания, чудовищная бредятина, протоколы и… – Кир махнул рукой. – Жили на одних макаронах, да нам и наплевать было, лишь бы его вытащить. И получилось. Особенно в свете прежних заслуг, знаешь ли, хорошо получилось. Доказали. Долги потом три года отдавали, спасибо друзьям, которые нас не торопили, видели, через что пройти пришлось.
– А яблоки ты купил?
– Купил, – ухмыльнулся Кир. – Только не яблоки, а персики. У него же половины зубов не было, их только через год вставили, а до этого рыжий ходил к Софье и канючил, чтобы она смилостивилась и помогла с зубами. Софья – это Встречающая старая, которая там в «ангелах» работала. В общем, после этой всей бодяги так и осталось. Я это уже на автомате делаю. Как собака Павлова.
– Ты его и в самом деле любишь? – Фэб просяще посмотрел на Кира.
– Дурак ты, – беззлобно ответил Кир. – Конечно. Очень, – добавил он. – Я потом два года… Он уже сам был не рад, а я думал: душу выну, но до конца долечу. До фига всего делать приходилось. Массаж два раза в день, гимнастика специальная, на физиотерапию таскал, через полгорода ездили. Он на работу рвался, как понял, в какие долги мы влезли, так я год сам не работал и его не пустил. Ругались так, что соседи по батарее стучали. Ты же его знаешь, у него по жизни всякая фигня рулит, типа долг превыше всего, типа надо жопу порвать, но сделать, и прочая хрень… А у меня тоже того… приоритеты. Что моя семья должна быть здоровая, например. Что я отвечаю за каждого. В результате Берта с рыжим пошли в какой-то заштатный институт, куда получилось, а я дома засел, с этим недолеченным. И, знаешь, долечил. Полностью. Так долечил, что водителем без проблем взяли на внутренние рейсы, то есть он запросто обследование прошел, а обследование там – хуже, чем в ментовке, в которую я потом устроился. Каждую кишку проверят, сволочи. Ну это понятно – при такой-то стоимости грузов и самих машин. У них там связи были старые, но даже связи не влияют, когда о здоровье речь идет.
– Кир, у меня нет слов. – Фэб покачал головой. – Я даже не знаю, что мне делать. Ты… ты действительно скъ’хара, в самом лучшем смысле. Я себя снова сейчас лишним и ненужным чувствую, потому что я в жизни столько для них не делал, сколько ты…
– Ой, брось, не заливай, – поморщился Кир. – Не делал… Ты все делал, просто раньше. И потом, не так много я и делал. Слава богу, такого дерьмища в нашей жизни было всего-то пара-тройка случаев. В Херсонесе, на плато, я им помог, потом – когда солнышко подставили, еще раз – когда во время войны их машину сбили и они поломались оба, ну вот этот вот трындец с отсидкой. Да и все, пожалуй. А так… зная их троих,
– И что?
– Что?.. Подушкой по голове от солнышка получил, что…
Фэб засмеялся.– Да, – согласился он. – Этот может.
– Слушай, – Кир посерьезнел. – Знаешь, есть один момент такой, ну, про тебя и про психа. Вот хоть убей, не пойму… со мной-то более-менее все ясно, а вот что вы оба сейчас творите, у меня слабо в голове укладывается. Точнее, не укладывается вовсе. Что псих дурит, я вижу, но вот что делаешь ты, не понимаю.
– Ты о чем? – нахмурился Фэб.
– О том, что вы оба… – Кир замялся, подыскивая слова. – Ну, придумываете себе что-то… Фэб, я не знаю, как сказать. Как я его вижу, ты понял. И в каком роде я к нему скъ’хара – тоже. И что он тебя любит как ненормальный, я тоже вижу, но…
– А, вот ты о чем. – Фэб вздохнул. – Как я его вижу? Слушай, а как ты сам думаешь, как я могу видеть того, кто подарил мне третью жизнь?
– Ну, мне – вторую, – прищурился Кир. – Тебе вроде бы тоже.
– Ты не говорил о себе и о том, что было в твоей первой жизни, – заметил Фэб. – Расскажешь?
– Потом, – отмахнулся Кир. – Давай сначала ты.
– Ладно. – Фэб прикрыл глаза. – Как вижу, значит… Кир, когда я впервые его увидел, вообще впервые, когда Атон погнал меня туда, где сел их катер… они тебе про это что-то рассказывали?
– Было дело. Давно, правда.
– Ну так вот. Я тогда был, мягко говоря, сам не свой – но эрсай есть эрсай, я не мог отказать ему в просьбе. И… я посадил платформу и подошел… Знаешь, что я увидел, Кир? Я увидел… Бога. Бог сидел на этой сухой земле, понимаешь?
– Нет, – честно признался Кир.
– Ну вот так, – слабо пожал плечами Фэб. – Для меня это было – так. Сухая степь, трава почти белая, катер, небо… и Бог, который смотрел на меня, а потом…
Он осекся. Глубоко вздохнул, тряхнул головой.– Это были секунды, может быть, даже меньше. У меня горло перехватило, и я понять не мог, почему и что со мной. И вот только через эти секунды я понял, что он сидит в крови… для меня словно время замедлили, не знаю, как сказать. Первой мыслью было – кто-то хотел убить моего Бога… Кощунственно звучит, правда?
Кир усмехнулся, правда, без особой уверенности.– Кир, ты боевик, и тебе не надо рассказывать, что будет с живым существом, если из него минут за десять-пятнадцать вылить почти два литра крови, – продолжил Фэб.
– Это смерть, – вяло дернул плечом Кир. – Обычное дело.
– Вот-вот, – кивнул Фэб. – Знаешь, я не думал даже, что именно я делаю. У меня ни одной конкретной мысли не было тогда. Схватил его, дернул домой… сам понимаешь, у Встречающих в доме всегда полный набор, любой Встречающий врач, на одних потоковых схемах далеко не уедешь. В общем, это неважно, как именно, но я сумел… сам не понимаю даже как… в общем, как-то вывел, потом развязал… зондами. У меня уже тогда в голове щелкнуло, что иначе нельзя, что это… подлостью какой-то отдает. Да и после. – Он задумчиво посмотрел на Кира. – Ты же знаешь, что это такое – агентура Официальной. Это дерьмо и грязь. И… понимаешь, она, грязь эта, к ним не приставала. Они оставались всегда совершенно чистыми. Не знаю, говорили они тебе, какие отработки у них бывали, или нет, но поверь, дерьма и грязи там всегда хватало с избытком.