Русский сыщик И. Д. Путилин т. 1
Шрифт:
Когда Захар Борисов это рассказывал, мы, привыкшие уже к разным исповедям, не могли подавить в себе чувства леденящего ужаса.
Далее, по словам Захара Борисова, дело происходило так. Они оба сняли с убитого поддевку, вытащили паспорт и кошелек, причем все эти вещи взял Егоров, надев на свою голову и шапку удушенного. Отсюда они пошли в Знаменский трактир, где пили чай, а потом улеглись спать на стульях. Когда Борисов в шесть утра проснулся, Егорова уже не было.
Теперь явные и неоспоримые улики были налицо. Сыскная полиция принялась за Егорова, стараясь добиться признания
Во время предварительного следствия было обнаружено еще одно преступление, совершенное этим закоренелым злодеем. Оказалось, что Егоров вместе с каким-то Алешкой ограбили на Семеновском же плацу часовщика. Разысканный «Алешка», оказавшийся крестьянином Алексеем Калининым, рассказал следующее.
Как-то встретился он с Егоровым в «веселом доме», разговорился с ним, поведав ему о своем безвыходном положении. Великодушный Егоров предложил ему идти вместе «торговать», что на воровском жаргоне означает «воровать». В двенадцать часов ночи они встретили в Щербаковском переулке неизвестного человека, прилично одетого, пригласили его «разделить компанию» и завели на Семеновский плац. Здесь Егоров бросился на жертву со своей знаменитой «мертвой петлей», быстрым движением накинул ее на шею часовщика. Однако на этот раз Егоров свеликодушничал, предложив растерявшемуся, до смерти перепуганному человеку:
— Кошелек или жизнь?
Тот беспрекословно отдал душителю пальто. Егоров, затянув бечевку на шее часовщика, оставил его на плацу. За «содействие» Егоров дал Калинину два рубля. Ограбленный, хоть он и не заявлял о происшествии, был, однако, разыскан сыскной полицией и на очной ставке признал в Егорове душителя.
Когда в день суда Егорова ввели в окружной суд, разыгралась следующая возмутительная сцена. Увидев арестанта, истово молившегося Богу, Егоров цинично расхохотался.
— Дурак! Лоб-то хоть пожалей, кому и чему ты кланяешься? Твой Бог не придет к тебе на выручку, не спасет тебя!
Егоров был осужден. Так закончилось это дело с «мертвой петлей», дело человека-сатаны.
УБИЙСТВО ПОД СЕНЬЮ СВЯТОЙ ОБИТЕЛИ
Вечерня отошла. Братия Александро-Невской лавры, помолясь, разбрелась по кельям. Войдя в свою келью, иеромонах Илларион позвал монастырского служителя Якова:
— Вот что, чадо, принеси-ка ты мне дровец да купи табачку, нюхательного, знаешь, «березинского».
— Слушаю, отче! — ответил служитель из бессрочно отпускных рядовых, Яков Петров.
Он сбегал за дровами, принес их в келью Иллариона.
— Прикажете, отче, затопить?
— Нет!.. Оставь, сам после это сделаю. А ты вот насчет нюхательного зелья...
Яков отправился. Но хоть и в монастыре он живет, а не оставляет его лукавый своими искушениями да наваждениями. Любит Яков выпить, ох как любит! Так случилось и на этот раз. Отправляясь за табаком для иеромонаха Иллариона, повстречал он за оградой лавры своего приятеля, разболтались
— Мне, слышишь, братец, некогда. За табаком послали меня, долго прохлаждаться не будем.
Но искушение оказалось сильнее. От одной посудины перешли к другой, и время в разговорах прошло незаметно.
Было около восьми часов вечера, когда Яков возвратился с «березинским» нюхательным зельем. Не без робости подошел он к келье отца иеромонаха. Постучал. Никакого ответа. Позвонил. Молчание. «Верно, к кому из братии пошел Илларион», — подумал Яков.
Поздно вечером попытался он вторично вручить Иллариону пачку табаку, но келья по-прежнему была заперта. Настала заутреня. Потянулась лаврская братия в церковь, а иеромонаха Иллариона среди них нет. «Что за чудо? — думает Яков. — Неужто отче иеромонах проспал?»
Настала обедня. Опять среди братии не видит Яков отца Иллариона. «Неладно тут что-то», — решил Яков и, лишь только отошла обедня, подошел к келье Иллариона и стал смотреть в замочную скважину. И почти в ту же секунду тихие, спокойно-величавые коридоры монастыря огласились страшным, полным ужаса криком Якова: «Убили! Убили!» Этот крик, глухо подхваченный эхом монастырских сводов, прокатился по лавре. Из келий повыскакивала встревоженная братия.
— Что такое? Кто убил? Кого убил? — посыпались возгласы испуганных монахов.
— Убили! Убили! Иеромонаха Иллариона убили! — неистово кричал ошалевший от ужаса Яков, мчась по коридору.
Монахи бросились за ним. Яков, добежав до кельи иеромонаха Нектария, ворвался туда и прерывистым голосом заговорил:
— Бегите, отче, к благочинному... Дайте знать... Отец иеромонах убит!
— Что? Как?
— Подошел это я к келье его, дай, думаю, погляжу, что такое значит, что отец Илларион ни к утрене, ни к обедне не выходил. Посмотрел я в замочную скважину да и обмер. Вижу — лежит Илларион на полу, весь в крови...
— Скорей... Скорей... — заволновался иеромонах Нектарий. — К отцу благочинному... К казначею...
Невообразимая паника воцарилась в лавре. Братья суетливо перебегали с места на место, охая и крестясь. Через несколько минут к келье иеромонаха Иллариона подошли благочинный лавры, казначей и иеромонах Нектарий. Сзади пугливо жались монахи.
В три часа дня ко мне в кабинет поспешно вошел, вернее, вбежал правитель канцелярии:
— Ваше превосходительство, страшное злодеяние! Убит иеромонах Илларион из Невской лавры! Сию минуту нам дали знать об этом!
Я вскочил.
— Сейчас же сообщить прокурору и следователю.
Через десять минут я уже летел к месту убийства. У ворот лавры я встретился с судебными властями. Наскоро поздоровавшись, мы направились к огромному зданию, в котором находились кельи монашествующих.
— Сюда... Сюда пожалуйте... — понуро указывал нам дорогу пожилой монах с бледным, скорбным лицом.
Крупные слезы катились по его лицу.
У входа в монастырское общежитие нас встретил благочинный.
— Несчастье у нас, господа... — проговорил он, осеняя нас благословением. — Иеромонаха убили.