Русский сыщик И. Д. Путилин т. 2
Шрифт:
— В таком случае давайте беседовать. Расскажите ясно, подробно, в чем дело.
И Путилин, приняв свою любимую позу, приготовился слушать.
— Рядом с нашим имением Н-ской губернии находилось и находится до сих пор богатейшее имение Приселовых. Владельцем его являлся отставной гвардии ротмистр Петр Илларионович Приселов, человек женатый, имевший всего одну дочь, Наталию. Жили они открыто, роскошно, богато. Мы водили домами самую дружескую хлеб-соль. Я был старше Натали Приселовой ровно на пять лет.
Оба подростки, мы были настоящими друзьями детства, играли, возились летом в великолепном
В это время Наташа кончала Н-ский институт, я — там же — привилегированное учебное заведение. Сначала мы виделись довольно часто: на балах, в спектаклях-концертах. Детская дружба перешла мало-помалу в любовь. Мы полюбили друг друга со всей красотой и силой первой молодости.
Некоторое время тому назад Наталья Петровна, окончив институт, поселилась в доме опекуна-дяди. Я стал бывать там, но с каждым разом замечал, что опекун-дядя относится ко мне явно враждебно. Причина такой холодности для меня была совсем непонятна. Ведь ему отлично были известны дружеские отношения, которые связывали наш дом с домом его погибшего брата. Дальше — больше, мне чрезвычайно тонко, но вместе с тем и чрезвычайно категорически дали понять, что мои дальнейшие посещения нежелательны. Для меня это было неожиданным ударом. За Наташей был учрежден удивительно бдительный надзор, так что нам очень часто не удавалось обменяться двумя словами. Около нас неизменно кто-нибудь торчал. За последнее время я стал замечать, что Наташа выглядит совсем больной. Вялая, апатичная, она произвела на меня несколько раз впечатление человека, пораженного серьезным недугом... На мои вопросы, что с ней, она отвечала, что сама не знает, что с ней делается.
«Так, слабость... головокружение...»
«Но отчего же, отчего же?» — допытывался я, с мучительной тоской и тревогой вглядываясь в дорогие мне черты лица.
«Право, не знаю, милый...» — тихо, чтобы никто не слыхал, отвечала она.
А вот недели две тому назад, когда я приехал, меня прямо уже не приняли.
«По случаю болезни барышни никого не принимают», — проговорил лакей, захлопывая перед моим носом массивную дубовую дверь.
И в течение десяти дней я получал все тот же ответ. А вот сегодня я решил приехать к вам.
— С какой целью, мой бедный юный друг? — тихо спросил Путилин, заметив крупные слезы, катившиеся из глаз молодого человека.
— Потому что...
Путилин отшатнулся от него, слегка побледнев.
— Почему вы это думаете? На чем основываете вы ваши подозрения...
— Сам не знаю... сам не знаю... — с отчаянием вырвалось у молодого человека. — Какой-то таинственный голос мне шепчет.
— Этого мало, голубчик.
— Я сам чувствую, но, однако, этот таинственный голос во мне так силен, что я сегодня утром почти было решил обратиться к властям с формальным заявлением моих твердых подозрений.
— И сделали бы непростительно и непоправимо опрометчивый шаг, который мог бы исковеркать всю вашу карьеру. Вы по образованию сами юрист. Разве не знаете, чем пахнет вчинение такого обвинения лицу, пользующемуся видным общественным положением?
Путилин потер лоб ладонью и нервно прошелся по кабинету.
— Я очень рад за вас, голубчик, что вы обратились прежде ко мне. Откровенно говоря, все это дело меня очень заинтересовало, и я постараюсь сделать все от меня зависящее. Скажите, сколько лет мадемуазель Приселовой?
— Двадцать.
— Точнее, точнее! Двадцать лет и сколько месяцев? Вернее: через сколько времени она вступает в совершеннолетие?
— До совершеннолетия ей осталось около полутора месяцев.
— Так... так. Скажите, из кого состоит семья дяди-опекуна?
— Он, еще далеко не старый, любящий широко пожить и пожуировать, и его сестра, старая дева, ханжа, принимающая монашек со всех монастырей России.
— Последний вопрос: вы не знаете, кто пользует больную? Какой врач?
— Совершенно случайно я узнал его фамилию. Это доктор... — он назвал очень известное имя.
При этом имени Путилин вздрогнул и подался вперед.
— Кто? — спросил он в сильнейшем изумлении.
Потом овладел собою и совершенно спокойно сказал молодому человеку:
— Отлично. Я берусь расследовать неофициально ваше дело. Ждите от меня уведомлений и пока не предпринимайте ровно ничего. Понимаете? Ровно ничего.
Я — в роли пособника преступления
Я только что приехал после визитации больных и успел переодеться, как ко мне вошел мой знаменитый друг.
— Держу пари, что-нибудь новое, загадочно-необыкновенное? — шумно приветствовал я его.
Лицо Путилина было угрюмо-сосредоточенное.
— Ты не ошибся. Важно — новое. И новизна заключается в том, что сегодня я приехал к тебе не как ближний друг-приятель, а скорее — как следователь-доносчик.
Я громко расхохотался, почуяв один из тех бесчисленных шутливых трюков, на какие был таким большим мастером Путилин.
— Ого! В качестве кого ты желаешь меня допрашивать: в качестве обвиняемого или в качестве свидетеля?..
— Скорее — в качестве первого... — невозмутимо ответил Путилин. — Ты не смейся и не воображай, что я шучу. Я говорю вполне серьезно.
Было в интонации моего друга нечто такое, что я сразу понял, он действительно не шутит.
Глубоко заинтересованный, я выжидательно уставился на него.