Русский узел. Стихотворения и поэмы

Кузнецов Юрий Поликарпович

«Я пил из черепа отца…»

Я пил из черепа отца За правду на земле, За сказку русского лица И верный путь во мгле. Вставали солнце и луна И чокались со мной. И повторял я имена, Забытые землей. 1977

Семейная вечеря

Как только созреет широкая нива И красное солнце смолкает лениво За темным холмом, Седая старуха — великая мати — Одна среди мира в натопленной хате Сидит за столом. — Пора вечерять, мои милые дети! — Она поминает о сыне-поэте, О дочке-вдове, О светлом супруге, безвестно убитом, О позднем младенце, бесследно зарытом В кремень-мураве. Рассвет наплывает по правую руку. Закат наплывает по левую руку — И слушают ночь. И вот, потрясая могильные камни, Приходят

живые: поэт — с облаками И горькая дочь. Неполная смерть поднимает из праха Истлевшие кости… Солдатская бляха Блестит на одном. Пришельцы глядят на пустые стаканы, Садятся за стол и сквозят, как туманы, Меж ночью и днем. — Не хлебом единым, — сказала старуха. И каждому мерит от чистого духа И мира сего: Огонь для солдата, лазурь для поэта, Росу для вдовы, молоко для последа. Себе — ничего. Но вот огляделся, как в дальнем дозоре, Солдат и заметил: — Не все еще в сборе. Здесь нет одного. От лона иного, от тучи гонимой, Он сын мой и брат им, судьбой не любимый. Вот место его! — Пускай он войдет, — согласилась старуха. Из бездны Вселенной до чуткого слуха Шаги донеслись. Бродяга вошел, не любимый таланом, И принял стакан с непроглядным туманом… Окольный, садись! Давно я старуха. Мой голос — мерцанье. Но я б не хотела одно прорицанье В могилу унесть. На чресла гадали мне в детские годы, Что выйдет оттуда предтеча свободы; Он должен быть здесь! Бродяга заплакал, вдова зарыдала, Поэт преклонился, дитя загадало, Отец отступил… Все гости пусты и сквозят, как туманы, Не тронута снедь, не початы стаканы… Так кто же тут был? Солдат после смерти печально воюет, Он редко по старой подруге тоскует… А встреча близка! Младенец блуждает в земном промежутке, Глядит из небес, и играет на дудке, И пьет из цветка. Вдове и лежачего горя хватает. Бродяга бегущую воду хватает И песни поет. Но сына-поэта во сне посетило Виденье и светом уста отворило: — Былое грядет… И вновь созревает широкая нива, И красное солнце смолкает лениво За темным холмом. Земля возвращает истлевшие кости, А память — надежду. Пьют чудные гости За старым столом: Солдат за победу, поэт за свободу, Вдова за прохожего, мать за породу, Младенец за все. Бродяга рассеянно пьет за дорогу, Со свистом и пылью открытую богу, И мерит свое. 1977

Посох

Отпущу свою душу на волю И пойду по широкому полю. Древний посох стоит над землей, Окольцованный мертвой змеей. Раз в сто лет его буря ломает. И змея эту землю сжимает. Но когда наступает конец, Воскресает великий мертвец. — Где мой посох? — он сумрачно молвит, И небесную молнию ловит В богатырскую руку свою, И навек поражает змею. Отпустив свою душу на волю, Он идет по широкому полю. Только посох дрожит за спиной, Окольцованный мертвой змеей. 1977

Воспоминание о Большой Серпуховке

На базарах сороки-воровки Не болтают про те времена, Как я жил на Большой Серпуховке На кошмарах и ступе вина. Что за думы на крюк попадались! Что за сети ловили мой дух! Что за твари на шею кидались! Что за бури тягчили мой слух! За стеною кричала старуха, И таился у самых дверей, Напрягая отвислое ухо, Человек непонятных кровей. Я лежал и не ведал предела В фимиаме победной хандры. И порожняя ступа гудела: Ты не выйдешь из этой дыры! Но, не глядя, по русскому нраву, По широкой привычке своей Я плевал на забвенье и славу И на подлую тень у дверей. 1978

Разговор глухих

— Привет! «— Нет, я не пью». — Удачный день! «— Ни слова о политике!» — Прекрасен Отсюда вид. Давай присядем в тень. «— Все бабы одинаковы. Согласен». — Я рад тебе. «— Такое время, друг». — Хоть я устал, но дышится свободно! «— Оставим эти сплетни на досуг!» — Я некий подвиг совершил сегодня! «— Так это ты увел мою жену?» — Ты прав. Мир тесен, но зачем толкаться? Бери повыше!.. «— Голову сверну!» — Я сделал вечный двигатель. Признаться, Одной «кукушки» не успел достать. Продай часы. «— А что она сказала?» — Так, значит, по рукам? «— Пойду искать Свою жену… и от него сбежала!» 1978

Нос

Я

спал под терпким сталактитом, Задрав свой нос. А между тем, как под магнитом, Он рос и рос. Едва упора он коснулся — Раздался звон. И от удара я проснулся И вышел вон. Чихнул в пронзительные дали До ясных звезд. И разом женщины сказали: — Вот это нос! Но я уткнулся носом в книгу, Как бы всерьез. Сорвало ветром эту фигу: — Вот это нос! Я прикрывался то рукою, То темнотой. Но не давал мой вид покоя Молве людской. За мною женщины бродили Во власти грез. И самого не раз водили За мой же нос! Я в землю лег, как говорится, Но он пророс. На самый кончик села птица: — Вот это нос! 1978

Говорящий попугай

Люди жили-горевали, Попугая завели. Маляра позвать позвали, Только из дому ушли. Подошел маляр к дверям. Попугай спросил: — Кто там? — Отвечает: — Что за штука? Это я, маляр!.. — Ни звука. Ждет маляр. Опять к дверям. Попугай кричит: — Кто там? — Отвечает: — Что за штука? Это я, маляр!.. — Ни звука. Ждет-пождет. Опять к дверям. Попугай опять: — Кто там? — Отвечает: — Что за штука? Это я, маляр!.. — Ни звука. Час проходит, два проходят. Тут хозяева приходят. Слышат: заперт попугай, Но стучится то и знай. А маляр припал к дверям И вопит в ответ: — Кто там? — А оттуда: — Что за штука? Это я, маляр!..— Ни звука. 1978

Пустынник

Есть камень в широком поле, На камне старик стоит. Колени его ослабли, И голос его дрожит. Небу возденет руки — Руки горят огнем. Долу опустит руки — Они обрастают мхом. Когда подымает руки — Мир озаряет свет. Когда опускает руки — Мира и света нет. 1978

«На гаснущий отблеск зари…»

На гаснущий отблеск зари Я громко ударю в ладони. Гори, мое солнце, гори Хотя бы на западном склоне! Вернись из-за синих морей, Склонись к моему изголовью И сердце земное согрей Хотя бы нездешней любовью! 1978

Мелкие воды

Чиркнув спичкой, увидел я море, Где гуляет душа на просторе. Есть, где вольной красе погулять Или господу душу отдать! Опускались на смутные воды Птицы лебеди редкой породы… Но сказала бегущая пена: — Это море тебе по колено! Будешь ты мелководьем брести, По колено сгнивая в пути, Хоть садятся на мелкие воды Птицы лебеди редкой породы… 1978

Тайна Гоголя

Ожидая небесного знака, Он вперялся очами во тьму. Но не вынес великого мрака, И видение было ему. Словно синяя твердь отворилась Над убогой его головой. Шумно лестница с неба спустилась, Он ловил ее долго рукой. Понабилась несметная сила Между рук и подъятых волос. Гоготали кувшинные рыла: — Инда правдой кичился ты, нос! — Нет его: показался от страха! Раскопаем могилу лжеца! — Сотряслись осквернители праха, Не увидя в гробу мертвеца. Был ли Гоголь? Была ли Россия? Тихий Миргород? Сон наяву? — Позовите великого Вия! — Словно вихорь размел трын-траву. Темный топот все ближе и ближе, Замер Вий у святого креста. — Поднимите мне веки: не вижу! Вот он! — рявкнул… Могила пуста. Только лестница ввысь поднималась В заходящих лучах… А по ней Где-то сверху еще осыпалась Пыль земная с незримых ступней. 1978

Гнилушка на ладони

Гнилушка во мгле озарила Его удалую ладонь. — Откуда, гнилая? — От мира, — Ответил неверный огонь. — Я буду живой или мертвый, На этой земле иль на той — Смотри по моей распростертой, Гадай по моей удалой! — Гадать на тебя бесполезно. Уж столько глотала огней Под кожей сокрытая бездна Клубящейся крови твоей. Уж столько, живой или мертвый, На этой земле и на той, Достал ты своей распростертой, Убил ты своей удалой. 1978