Русско-турецкая война 1686–1700 годов
Шрифт:
Как уже отмечалось, акцентирование внимания исследователей на Крымских и Азовских походах как на отдельных кампаниях не позволило ученым адекватно оценить реальные масштабы войны. Между тем боевые действия затронули огромные пространства. На западе они достигали территории Белгородской (Буджакской) орды и Очаковского вилаета Османской империи; на севере — городов и крепостей засечных черт Московского государства; на юге — акватории Азовского моря и Северного Причерноморья. На юго-востоке и востоке отдельные события проходили на Северном Кавказе, Каспийском море и в Поволжье.
В ходе войны 1672–1681 гг. Россия ограничивалась отстаиванием своих позиций на Правобережной Украине и стремлением объединить все казацкие земли под властью царя. В связи с этим именно османам пришлось посылать значительные массы войск далеко за пределы своих границ, чтобы взять обороняемый русскими войсками Чигирин, а затем поддерживать вооруженной рукой марионеточного гетмана на Правобережной Украине — Юрия Хмельницкого. В ходе конфликта 1686–1700 гг. положение принципиально изменилось. Теперь Россия вела наступательные действия сначала на Крым, а затем на Азов и турецкие крепости в нижнем течении Днепра. Последние имели для османских властей большое значение с точки зрения блокирования выхода донских и запорожских казаков в Черное море. Данные крепости также позволяли контролировать наиболее удобную для татар днепровскую
11
Подробнее об этих укреплениях см: Кочегаров К. А. Запорожская Сечь и государства Восточной Европы в последние годы жизни кошевого атамана Ивана Серко // Он же. Украина и Россия во второй половине XVII в.: политика, дипломатия, культура. Очерки. М., 2019. С. 82–89; Апанович О. М. Запорозька Січ у боротьбі проти турецько-татарської агресії. Київ, 1961. С. 291–292.
В связи с уже отмеченными особенностями восприятия Русско-турецкой войны 1686–1700 гг. в науке и общественном сознании сложно говорить о существовании разветвленной историографии этого конфликта. Войне в целом посвящено лишь небольшое число публикаций, среди которых нет ни одной научной монографии.
Одним из первых общий обзор военных действий 1686–1700 гг. через призму участия в них украинского казачества сделал харьковский историк В. Н. Заруба. В концептуальном плане его изложение несет отпечаток, с одной стороны, советской историографии о прогрессивности борьбы России и Украины с турецко-татарской экспансией, с другой — не лишено тенденций, свойственных находившейся в 1990-е гг. в процессе становления современной украинской историографии, гиперболизирующей и героизирующей роль запорожского (украинского) казачества в истории Восточной Европы [12] .
12
Заруба В. Н. Украинское казацкое войско в борьбе с турецко-татарской агрессией (последняя четверть XVII в.). Харьков, 1993. Издание на украинском языке см.: Заруба В. Українське козацьке військо в російсько-турецьких війнах останньої чверті XVII століття. Дніпропетровськ, 2001.
В исследовательской литературе достаточно подробный анализ всех событий с 1686 по 1700 г. впервые осуществил В. А. Артамонов, который рассмотрел их в рамках политико-дипломатических взаимоотношений Речи Посполитой, России и Крыма [13] , а затем в качестве составной части более масштабного события — Великой турецкой войны 1683–1699 гг. [14] Позднее понятие «Русско-турецкая война 1686–1700 гг.» стало регулярно использоваться в статьях, посвященных локальным сюжетам военной истории данного периода. К примеру, походам калмыков [15] , боевым действиям казаков [16] , российской дипломатии [17] и проч.
13
Артамонов В. А. Россия, Речь Посполитая и Крым 1686–1699 годов // Славянский сборник. Вып. 5. Саратов, 1993. С. 3–31.
14
Артамонов В. А. Страны Восточной Европы в войне с Османской империей (1683–1699 гг.) // Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в ХVII веке. Ч. 2 / отв. ред. Г. Г. Литаврин. М., 2001. С. 295–323.
15
Басхаев А. Н. Участие калмыков в Русско-турецкой войне 1686–1700 гг. // Вестник Калмыцкого института социально-экономических и правовых исследований. 2007. Т. 2. № 2(15). С. 134–137.
16
Шаповалов С. Н. Морские походы донских казаков на таманские владения Османской империи в первые годы Русско-турецкой войны 1686–1700 гг. // Общество: философия, история, культура. 2016. № 7. С. 61–63.
17
Дегоев В. В. Дипломатия Петра I на заключительном этапе Русско-турецкой войны 1686–1700 годов // Россия XXI. 2016. № 1. С. 54–85.
Здесь надо отметить, что не все историки согласны с принятыми нами хронологическими рамками войны. К примеру, П. А. Аваков в своих работах пишет о «Русско-турецкой войне 1686–1699 гг.» [18] Вопрос о том, считать ли завершением войны 1699 или 1700 г., по-разному может решаться даже внутри одного справочного издания. Так, в электронном варианте Большой российской энциклопедии в статье «Русско-турецкие войны» имеется раздел «Война 1686–1700» [19] , а в тексте статьи «Азовские походы 1695–96» говорится уже о войне 1686–1699 гг. [20]
18
Аваков
19
Русско-турецкие войны // Большая российская энциклопедия [Электронный ресурс]. URL:(Дата обращения: 08.10.2022).
20
Азовские походы 1695–96 // Большая российская энциклопедия [Электронный ресурс]. URL:(Дата обращения: 08.10.2022).
Разница в датах связана с тем, что одни исследователи считают окончанием войны официальное прекращение боевых действий по Карловицкому перемирию 1699 г., а другие — Константинопольский мир 1700 г., окончательно утвердивший итоги конфликта. Нам представляется более правильным использовать вторую дату, поскольку в промежутке между перемирием 1699 г. и миром 1700 г. стороны активно готовились к возможному возобновлению боевых действий, российские войска высылались на рубежи для отражения возможных нападений, экономика не переводилась «на мирные рельсы», по-прежнему имели место отдельные вооруженные столкновения. Кроме того, поддержанная нами датировка более широко распространена в текущей историографии. Подчеркнем, что указание на 1699 г., как на время окончания войны, нельзя считать ошибкой.
В целом ныне существующая историография войны 1686–1700 гг. по сути является суммой историографий отдельных ее кампаний, часто никак друг с другом концептуально не связанных. Некоторые из них, как, например, победоносные и поэтому наиболее значимые Азовские походы, относительно неплохо исследованы, другие, такие как события осады Терков, не знакомы даже специалистам по военной истории второй половины XVII в. В связи с этим авторы не видят смысла анализировать во введении все работы, касающиеся отдельных эпизодов четырнадцатилетнего конфликта, либо исследования, затрагивающие его опосредованно, в связи с анализом иной, хронологически смежной темы. Те из них, что сохраняют научное значение для комплексного изучения Русско-турецкой войны 1686–1700 гг., читатель обнаружит в примечаниях, снабженных при необходимости критическими комментариями.
Остановимся поэтому на ключевых, наиболее дискуссионных проблемах войны 1686–1700 гг., связанных в первую очередь с ее самыми заметными составляющими — Крымскими и Азовскими походами.
Говорить о серьезном научном изучении Крымских походов можно, пожалуй, только начиная с Н. Г. Устрялова, чей нарратив до сих пор задает тенденции отображения этого события, причем сугубо в хронологических рамках правления царевны Софьи Алексеевны и князя В. В. Голицына. Причины походов историк излагал на основе официальных царских манифестов, говоривших о необходимости покончить с татарскими набегами, захватом пленных, выплатой казны (первый поход) и желанием воспользоваться сложным положением Крыма и Турции, которые терпят поражения от христианских государей на остальных фронтах (второй поход). Желая оттенить успехи и прогрессивность петровских преобразований, историк не жалел черных красок для характеристики правления Софьи и Голицына, что нашло свое отражение и в оценке Крымских походов. Первый поход, закончившийся поспешным отступлением, был, по мнению ученого, попросту «бесславным». Устрялов подробно (на материале розыска по делу Ф. Л. Шакловитого) рассмотрел переговоры Голицына с крымцами под Перекопом во время второго похода, однако, не увидев в них никакой логики, объяснял их как реакцию русской стороны на крымские предложения о мире на условиях 1681 г. Голицын, по мнению Устрялова, только и ждал завершения переговоров, чтобы поспешно отступить. Действия главнокомандующего под Перекопом для него «странны и непостижимы». Очень много в оценке событий упирается в личность боярина, «малодушие» которого заставило войско отойти назад с такой поспешностью [21] .
21
Устрялов Н. Г. История царствования Петра Великого. Т. 1. Господство царевны Софьи. СПб., 1858. С. 190–215, 356–384.
С. М. Соловьев в рамках своего фундаментального труда пытался нащупать основы политики голицынского правительства в отношении ханства (военный натиск на Крым с целью заставить его согласиться на выгодные условия мира), однако в последующей историографии эта тенденция развития не получила. Историк трактовал причину первого похода в духе официального манифеста, целью второго — считал взятие Крыма, имевшего для Голицына важное значение и с точки зрения внешней политики, и для победы над «внутренними врагами». Он частично очертил политическую стратегию боярина («освободиться от дани татарской»), отметив недооценку им военных аспектов всего предприятия: «Голицын испытал эту трудность в первом походе, избежал ее во втором, достиг Крыма и тут только увидал, что не решен был заблаговременно главный вопрос: что такое Крым и как его завоевывать? Думали, что стоит только вторгнуться в Крым с большим войском, татары испугаются и отдадутся на волю победителя; не подумали об одном, что и за Перекопью та же безводная степь, как и на дороге к полуострову, что татары могут истребить все и заморить врага голодом и жаждою». Мирные переговоры под Перекопом Соловьев считал вынужденными, начатыми в надежде, что хан, «испугавшись нашествия, согласится на выгодные для России условия». В целом, резюмировал ученый, «результаты движений русского войска были ничтожны» [22] .
22
Соловьев С. М. Сочинения. Кн. 7. История России с древнейших времен. Т. 13–14. М., 1991. С. 379–380, 395–398.
Известный русский военный историк князь Н. С. Голицын именно Крымскими походами завершил в своем обширном нарративе военную историю «Древней России». Описав достаточно подробно походы на основе данных Н. Г. Устрялова и С. М. Соловьева с использованием дневника П. Гордона, он вынес, пожалуй, самый суровый в дореволюционной историографии приговор военным предприятиям царевны Софьи и канцлера В. В. Голицына, оценив участие России в антиосманской коалиции как «ничтожное и жалкое в сравнении с употребленными на то силами, средствами и пожертвованиями». Единственную пользу походов Н. С. Голицын видел в отвлечении крымского хана «от подания помощи турецкому султану». Для историка «неискусные и потому неудачные походы» символизировали очевидный кризис и упадок военного искусства «старой» России, подчеркивая необходимость и своевременность Петровских реформ [23] .
23
Голицын Н. С. Русская военная история. Ч. 2. От Иоанна III до Петра I. СПб., 1878. С. 660–668.