Русско-турецкая война 1877—1878 гг.
Шрифт:
В итоге пехота трех колонн с трех сторон окружила большой редут, но выдохлась и залегла в 100-800 шагах от него.
Срыв первой атаки заставил Гурко решиться на ее повторение. Он задумал усилить артиллерийский огонь, подкрепить все колонны свежими резервами, а затем по единому сигналу поднять части в общую атаку.
Так начался второй период боя, длившийся с 12:00 до 17:00. Сигналом для одновременной атаки Гурко назначил девять залпов артиллерии; первые три залпа должна была дать около 15:00 артиллерия левой колонны, этот сигнал принимала артиллерия средней колонны и давала вторые три залпа, наконец, последние три залпа давала артиллерия правой колонны; после последнего залпа все три колонны должны были сразу броситься в атаку. Сигнал из-за своей сложности был перепутан, а местами и вовсе не принят. Батальоны Измайловского полка, взятые Гурко из общего резерва и распределенные им по колоннам, еще во время сближения понесли значительные потери. Измайловцы наступали так: «Головные роты шли в развернутом фронте, офицеры на своих местах, люди с серьезными лицами отбивали такт. Правой, правой, правой! Промежутки, образовавшиеся от убитых и раненых, немедленно смыкались, и измайловцы безостановочно продолжали свое стройное движение на расстоянии около 650 шагов от неприятеля. Стреляли, собственно
II.4.4
(4) Сборник материалов по русско-турецкой войне 1877-1878 гг. на Балканском полуострове, вып. 58, СПБ, 1906, стр. 126-127.
Вслед за этим начался третий период боя, длившийся до 18:00. В начале этого периода пехота находилась в 100-400 шагах от Большого редута, окапывалась и вела перестрелку с турками. Самоокапывание в наступлении по всем правилам производилось главным образом саперами, которые были брошены на поддержку гвардейских гренадер. Вот как это происходило: 2-я рота гвардейского саперного батальона «...в рассыпном строе, бегом, ринулась вперед к черной массе лейб-гренадер, лежавших в Малом редуте. Но там уже не было места. Саперы могли расположиться лишь по наружным окраинам мертвого пространства, образуемого бруствером, и, даже лежа, продолжали подвергаться огню с фронта и флангов. Командир приказал окапываться лежа. Примеру сапёров последовали и пехотинцы. Окапывались чем попало: котелками, тесаками и даже руками... Одним своим примером саперы оказали большую услугу прочим войскам...» (5) . Впрочем, имеются данные (6) , что самоокапывание при помощи шанцевого инструмента - больших лопат и топоров - применяли также и гвардейские стрелки. Артиллерия с 17:00 совершенно прекратила огонь из боязни в сумерках поражать свои войска.
II.4.5
(5) Богданович. Гвардия русского царя на Софийской дороге 12 октября 1877 года. СПБ, 1879, стр. 47-48.
II.4.6
(6) Тулубовский Я.И. Лейб-гвардии 2-й стрелковый батальон в турецкую кампанию 1877-1878 гг., СПБ, 1880, стр. 49.
Повторение атаки казалось Гурко делом совершенно безнадежным. Он решил дождаться сумерек и отойти. Но русские солдаты и младшие строевые офицеры не признавали еще себя побежденными; этому в значительной мере способствовала создавшаяся после 17:00 обстановка. Полки, батальоны, роты перемешались. Все условия для соблюдения плацпарадной выучки, приведшей в предыдущих атаках лишь к неудачам и потерям, исчезли. Почин действий перешел к младшим начальникам и рядовым - и это спасло атаку.
Четвертый батальон гвардейского гренадерского полка, сравнительно менее других понесший потери в первый период боя, бросился в атаку на Большой редут. Потери, понесенные им во время этого броска (300-400 шагов), не дали ему возможности штурмовать укрепление, но батальон все же мог занять ров Большого редута и очутиться там в мертвом пространстве. За ним последовали другие батальоны. Солдаты начали по своей инициативе приближаться к редуту одиночками или мелкими группами; высмотрев впереди укрытие, они где перебежкой, где ползком добрались до, него и высматривали оттуда новое укрытие.
Полезно привести здесь цитату из описания этого боя одним из современников. Весьма красочно и правдиво в этой цитате показывается, как именно армейские низы создают в сложной обстановке оригинальную и целесообразную тактику.
«Ни у офицеров, ни у солдат не умалялась твердая решимость овладеть «словно заколдованным» Большим редутом. И вот без всякой команды, перекрестившись, вдруг вскакивают вместе три - четыре молодца; с одного прыжка на валу, другим прыжком они уже впереди его, и взапуски бегут они к шоссе, с размаху бросаются навзничь в первую канаву и тут же начинают стрелять... Вот вскакивает еще кучка и быстро перебегает к передовым молодцам... поднимаются уже две, затем три кучки... на самом шоссе тоже начинается движение; из ближайшей его канавы люди перебегают в более отдаленную. «Солдатская тактика» торжествует: в канавах уже становится тесно. Лежа в них, люди разглядели впереди какой-то домик с белой крышей. Расстояние до него невелико: не будет и 40 шагов. Перебежать можно с одного размаха. Рассчитали - порешили. Вот перебежала к домику одна кучка, за ней другая, там третья. Вскоре за домиком зачернела масса гвардейцев. А Большой редут все «дышит огнем»... не дремлют и наши. Без отдыха на огонь отвечают они огнем... эти последовательные перебежки вперед в продолжение слишком четырех часов и под ливнем свинца, без сомнения, составляют самую своеобразную и самую блестящую черту штурма Большого редута... Вскоре за тем, с той же солдатской инициативой, начал понемногу совершаться новый подвиг. За домиком, за шалашами и за кучами хвороста столпились и лейб-гренадеры, и саперы, и павловцы, и несколько финляндцев... Для всех этих людей уже не было места за прикрытиями... И вот одиночные смельчаки бегом пустились к редуту и соскочили в ров левого фаса; заметив, что за отсутствием флангового огня во рву совершенно безопасно от пуль, эти «передовые» позвали товарищей, и вскоре собралась во рву толпа офицеров и солдат всех полков средней и левой колонны, и все эти люди, запыхавшись, молча, но с лихорадочной поспешностью, почти с ожесточением, принялись штыками, тесаками, котелками и руками царапать, ковырять и рыть землю эскарпа рва, чтобы устроить в ней ступени для облегчения штурма. Между тем товарищи, оставшиеся вне рва, за домиком, за шатрами, за шоссе и за взятыми у врага окопами, метким огнем своим не позволяли туркам взбираться на бруствер, чтобы стрелять в русских, находившихся во рву» (7) .
II.4.7
(7) Богданович М.И. Гвардия русского царя на Софийской дороге 12 октября 1877 года, СПБ, 1879, стр. 49-54.
Вот
К 18:00 в мертвом пространстве рва Большого редута собралось значительное число солдат и унтер-офицеров разных полков; офицеров было мало. Особенно много гвардейцев собралось во рву перед северо-западным и юго-восточным фасом редута, и вскоре тут раздался крик «ура». Крик этот был подхвачен всей пехотой, собравшейся во рву и залегшей не доходя до него, и вся эта масса в едином порыве со всех сторон сразу бросилась на редут и ворвалась в него. Началась рукопашная схватка, в которой русский солдат никогда не имел себе равных. Много подвигов исключительной отваги и взаимной выручки совершили гвардейцы в этой рукопашной схватке.
Рукопашная схватка прекратилась некоторое время спустя после того, как комендант всей укрепленной позиции у Горного Дубняка Ахмет-Хивзи-паша выкинул белый флаг. В плен сдалось около 2300 человек (кроме раненых), в том числе один паша и 53 офицера; убито и ранено было 1500 турецких солдат и офицеров. В качестве трофеев русским досталось одно знамя, четыре крупповских пушки, много ружей и снарядов, несколько сот тысяч ружейных патронов; турки сдавались с такой охотой, что «со слезами радости обнимали своих победителей» (8) .
II.4.8
(8) Пузыревский. 10 лет назад, СПБ, стр. 149.
Потери русских войск были очень велики - они доходили до 3600 человек, то есть равнялись численности всех турецких войск под Горным Дубняком. Наибольшие потери понесла пехота; конница и артиллерия потеряли лишь 81 человека. Из пехоты больше всего потерь понесли гвардейцы-гренадеры (1017 человек).
Что было причиной несоразмерно больших потерь русских войск и неудачи двух первых русских атак?
В первую очередь слабость подготовки огнем. Из-за чрезмерной осторожности Гурко выделил для участия в атаке укреплений у Горного Дубняка менее трети всей находившейся в его распоряжении артиллерии, 2/3 артиллерии бездействовало, находясь в многочисленных отрядах обеспечения. Но и эта слабая артиллерия не успела оказать воздействие на турецкие войска, так как артиллерийская подготовка почти отсутствовала: Гурко спешил с захватом турецких укреплений до подхода к ним на помощь частей из Плевны и Орхание. К тому же действия артиллерии не были даже объединены назначением общего артиллерийского начальника, а из-за отсутствия предварительной рекогносцировки артиллеристы не ознакомились со своими целями, с позициями для их обстреливания. Поэтому явной ложью звучали слова Гурко в его реляции о бое о том, что уже около 9:30 «концентрическая стрельба 54 орудий наносила неприятелю страшный урон» (9) . Стрельба эта не могла нанести противнику страшного урона, помимо всего сказанного, еще и потому, что за весь бой 24 октября русская артиллерия израсходовала под Горным Дубняком всего 2000 снарядов, а к 9:30 могла израсходовать в лучшем случае четверть этого количества; к тому же эти 500 снарядов были выпущены по разным целям, так что на каждую из них приходилось лишь по нескольку десятков снарядов, из которых далеко не все попали в цель. В этих условиях ни о какой «концентрической стрельбе» и «страшном уроне» говорить не приходилось. Недостатки действий артиллерии не были в достаточной степени возмещены и ружейным огнем пехоты.
II.4.9
(9) ЦГВИА, ВУА, д. 7168, т. I, л. 206.
Второй причиной больших потерь и неудач первых русских атак была их разновременность. Турецкая пехота, не подавленная русским ружейным и артиллерийским огнем, в результате разновременности русских атак получила возможность поочередно сосредоточивать свой огонь против каждой из атаковавших колонн, наносить ей большие потери и срывать атаки.
Наконец, третьей причиной явился нелепый способ движения в наступлении, его «стройность», вышагивание «в ногу», сомкнутые построения основной массы, наступавшей так, словно дело происходило во времена, когда еще не было нарезного оружия.
Успеху третьей атаки способствовало то, что перед атакой русская пехота не двигалась без огня в сомкнутых построениях, а лежала за укрытиями и оттуда вела деятельную перестрелку с защитниками Большого редута. История сохранила имя унтер-офицера Измайловского полка Морозова, который метко поражал каждую феску, высунувшуюся из-за вала, - и таких Морозовых было немало. Так как в меткости огня русская пехота значительно превосходила турок, то легко понять, что турецкая пехота была подавлена и не могла уже вести огонь безнаказанно. Под прикрытием этого меткого огня отдельные люди и кучки русских солдат мелкими перебежками и ползком от укрытия к укрытию скапливались во рву Большого редута, потери при этом были ничтожны. И, наконец, одновременность атаки не дала туркам возможности последовательно отражать атаковавших. Таким образом, отказ от рутины, происшедший по инициативе солдат и низших начальников, привел к применению единственно правильного в создавшихся условиях способа наступления. Это было немалой заслугой солдат и низших начальников. Под Горным Дубняком рождалась новая тактика пехоты в наступлении.
Так, в практике второго этапа войны было осуществлено важное звено тактики цепей - наступление под ближним действительным огнем противника. Перед третьей атакой Горного Дубняка часть гвардейской пехоты метким огнем поддерживала другую свою часть, которая в это время поодиночке и мелкими группами то небольшими перебежками, то ползком от укрытия к укрытию накапливалась на исходной для атаки позиции.
В бою под Горным Дубняком как бы получила свое завершение выработка русскими войсками тактики цепей, начало боевой отработке которой было в эту войну положено в Дунайской армии еще первым боем рязанцев и ряжцев на Буджакском полуострове. С тех пор то там, то здесь в разных войсковых частях все чаще обращались к тактике цепей как к одному из самых верных средств умелого преодоления турецкой обороны ценой малой крови. Ни в одной из армий мира того времени ничего подобного по своей завершенности в тактике наступления не было; они довольствовались еще первыми смутными выводами о преимуществах тактики цепей по опыту американской гражданской и франко-прусской войны 1870- 1871 гг. Русская же армия приобрела этот опыт раньше, в больших масштабах и с большей ясностью во время Крымской войны; стоит вспомнить хотя бы теоретическое обобщение этого опыта в талантливых трудах Астафьева.