Русское видео
Шрифт:
Илья вспомнил лысого, аккуратно проминающего пухлыми пальцами сотенную. Теми, которые держали старомодный «волговский» руль в пестрой оплетке. Вспомнил и блаженную физиономию лысого при получении денег за извоз. Молодец, наколол фаршированного заграничника. Покряхтел, повозился, тем и ограничил комментарии к гневной реплике жены.
Елена не унималась. Но не встречая сопротивления обычно такого уверенного в себе мужа, постепенно остывала.
— Ты б и на вокзале по радио сделал объявление. Мол, налетай, ребята, кому надо. Ведь не все отобрали, есть и еще кое-что… Но
— Да что ты пристала ко мне с этой лысой мразью? Может, надо было зарезать его прямо на вокзале? Так он укатил давно. И что я здесь мог?..
— Конечно, дома ты руками не разводил. Крепко стоял за чужими спинами. А самому — духу не хватило. Кстати, и шекелей я побольше тебя заработала. Вот жаль, ты еще про валюту водиле забыл трепануть…
Грызня родителей никак не стихала. Анечка сидела молча, глотая слезы. Первым надоело пререкаться главе семьи. Илья резко выбросил ладонь вперед, без всяких предисловий прихватив жену растопыренными пальцами под нижней челюстью. Слегка сдавил. Кожа на лице Елены натянулась, придав ему изумленное выражение. Глаза округлились, из глотки пополз хрип.
— Удавлю, сука! Здесь тебе не Израиль, болтовню о правах забудь. Советую…
Илья слегка приподнял жену за подбородок, с силой швырнул на застеленную полку. Обе — мать и дочь — молчали одинаково озадаченно, с некоторым, ставшим уже привычным, испугом.
Мягко отъехала дверь купе, бодрой скороговоркой вклинилась проводница:
— Билетики, пожалуйста, пассажиры! Денежки за постель готовьте!
Четыре билета с заранее приготовленной пятеркой Илья протянул проводнице с раздраженной ухмылкой на породистом лице, хранящем еще следы средиземноморского загара. Ничего не упускающая ушлая бабенка зачиркала карандашом на обороте свернутых вместе билетов. Моментально углядела фирменные чемоданы (переполовиненные!), повертела купюру.
— Вы, часом, не один собираетесь на постели почивать? Или посменно? Красавицы ваши, гляди, притомились с дороги. Долго вы, видно, странствовали, оторвались от нашей жизни. Может, где и бывает по рублику бельишко, а только у советских железных дорог…
— Собственная гордость, — закончил Илья, готовый взорваться.
— …Два рубля и президентского налога десять копеечек, — уточнила разбитная пышка.
Заславский протянул еще трехрублевку, позвенел мелочью в кармане куртки.
— С вас восемь сорок. А где ж ваш четвертый?..
Ярость Ильи прорвалась наружу:
— Нету! И не будет, — заорал он. — Куда еще в этот собачий ящик? Можете забрать один комплект на память. У вас все? Кру-гом!
— Верно, — хладнокровно заметила пышка. — К бригадиру побегу. Надо сообщить, что одно место свободно. Людям ехать надо.
Как она и ожидала, ее остановили. Разминая кисть руки, Илья прошипел:
— Да вы издеваетесь! Я же дал вам четыре билета! Все места здесь заняты.
— Кем?
— Нами. Или со зрением неважно?
— Хорошо. Вижу. А знаете ли вы, сколько мест одному пассажиру положено? Нет? Так вы у меня спросите. Ровно одно. Не знаю, как там у вас в заграницах, а у нас поезда людей возят, а не буржуйские
— Илья, ты что в самом деле? Чуть не все потеряли, а ты на постели кроишь! Дай ей два рубля, пусть… — спохватившись, Елена понизила голос, а затем добавила так, чтобы наверняка слышала проводница: Женщина же на работе. Мы оплатим. А постель можете забрать, ради бога. Не стесняйтесь, все мы люди…
Не быть хоть немного психологом, работая с людьми, пусть и в качестве проводника — невозможно. Интонация Елены, брезгливость Ильи были моментально замечены.
— Премного благодарны. Только не надо мне ваших рублей. Сэкономьте. Их заплатит пассажир, которому достанется свободное место. Всего хорошего, приятных сновидений.
И пошла, отщелкивая рюмочками каблучков, наполнять в других купе кармашки коричневой маршрутки.
В глазах Заславских второй раз за эти часы читалось давно не испытываемое чувство — растерянность.
— Ну, что сидишь, кроила двухрублевый! Ты бы так жался, когда на вокзале тысячи отбирали. Беги, договаривайся, а то сейчас подселит какого-нибудь ублюдка, который если не обворует, то купе портянками провоняет.
Нехотя, но пришлось подчиниться. Этого тоже давно не бывало. Всем своим видом выражая неудовольствие, Заславский вывалился из купе. И вскоре его голос звучал в закутке проводницы в совсем иной тональности.
— …Нет, ну что вы, в самом деле… как маленькая… разве можно так сразу обижаться? Ну, я вас прошу войти в положение! У нас маленький ребенок, ценные вещи…
Из приведенных аргументов на проводницу произвел наиболее сильное впечатление последний. От предлагаемых рублей она наотрез отказалась. Но — какая женщина устоит! — согласилась приобрести за гроши (вдвое дешевле стоимости в долларах) кофточку из ангорской шерсти, причем и эту безумно удачную покупку сопроводила нелестным для Заславского комментарием.
Хмуро встречало Заславских отечество в их возвращении с библейской прародины.
Хорошо, было хоть где приткнуться — квартира вовремя выкуплена, там прописан тесть. Крепкий еще мужик, из заводских, тесть сидел на пенсии, берег квартиру, ожидал, когда исполнится обещание зятя — погреть стареющие косточки на ближневосточном солнышке. Вместо этого получил обратно неразумную дочь со всем семейством.
Но при всем с молоком матери впитанном недоверии к «чуждым элементам», тесть не забывал, на чьи деньги приобретена квартира. Ее и поначалу Илья закрепил за собой с помощью фиктивного брака, отвалив немалую сумму. Еще крепче помнил пенсионер, с кем в дом пришел и окреп материальный достаток. Поэтому о том чтобы настоять на своем праве собственника жилплощади и не помышлял.
Второй, после жилья, по важности аспект жизни советского человека — работа. Нет, «трудовую» Илья записями не марал с тех пор, как вопрос о выплате пособий по безработице стал актуальнее вопросов борьбы с тунеядством. Одно время, правда, числился в неприметной жэковской слесарне. Но после того, как одного из его коллег-«подснежников» суд обязал возвратить зарплату за четыре года, забросил трудовую книжку совсем.