Русское время в Лондоне

Отто Елена

Основные инстинкты

Базовые различия между Востоком и Западом

Дело не в том, что русские или восточные европейцы какие-то особенные и так, как они, больше никто себя не ведёт. Подобный подход к жизни сплошь и рядом наблюдается в азиатских и африканских странах, на Ближнем Востоке и Южной Америке. Где оно там, счастливое будущее, а нам приходится жить и выживать в нынешних условиях, и потому мы преследуем наши сиюминутные интересы и выгоды.

В этом плане мне нравится теория высокой и низкой примативности Александра Свияша (не путать с примитивностью). Примативность – это степень выраженности врождённых инстинктов в поведении человека. К высокопримативным людям он относит

целые народы, в чьей культуре инстинкты преобладают над разумом, что само по себе неплохо, руководствоваться разумом на поле боя – опасно и не способствует выживанию. Если человек живёт в спокойной стране и привык полагаться на свой далёкий от экстрима опыт и здравый смысл, то, путешествуя по Ближнему Востоку, он, вполне возможно, попробует выяснить причины странного шума за стеной. А местные жители долго думать не будут – сразу сделают ноги. Увидев на своём пути человека с автоматом, непуганые рассудочные англичане начинают интересоваться, по какой причине они не могут продолжить свой путь, вместо того чтобы немедленно разворачиваться назад (на этой истории основан гениальный роман Криса Клива «Однажды на берегу океана»). Хотя, если бы они развернулись назад, истории бы не было.

Я вот иногда смотрю любимый сериал моего мужа про детектива Джонатана Крика, где совершенно бесстрашные (и, на мой взгляд, безумные) английские женщины останавливают машины посреди ночного леса, заходят в пустые дома на окраине города, спускаются в старые подвалы, фонариком освещая себе дорогу, просто потому, что им показалось странным, что в доме, в котором никто не живёт, вдруг горит свет. Инстинкт самосохранения заглушён основательно, потому что в их реальной повседневности ничто их жизни не угрожает. Поэтому не выработалось привычки в ситуации опасности убегать и прятаться. Русские женщины тоже, говорят, коня на скаку остановят и в горящую избу войдут – но совсем не из любопытства, а движимые инстинктивным стремлением спасти своих близких.

К высокопримативным культурам Свияш относит страны, где сильны семейные ценности и принадлежность к группе (отражение стайного инстинкта), наблюдается раннее вступление в брак, скорое обзаведение потомством и повышенный интерес к альтернативам семейного долга (инстинкт размножения); потребность в сильном вожаке и чётко обозначенной силовой структуре (лидерский инстинкт); высокая живучесть, смекалка и умение приспособиться к постоянно меняющимся условиям (инстинкт выживания). Неудивительно, что в категорию высокопримативных культур попадают страны с неустойчивой политической и экономической ситуацией, суровыми климатическими условиями или частыми стихийными бедствиями, где люди привыкли больше полагаться на себя и своё ближайшее окружение, чем на государство.

Семейные ценности, безусловно, хорошая вещь. Но когда, к примеру, начинающий бизнесмен окружает себя друзьями и родственниками, не имеющими необходимых деловых качеств и опыта работы, это не сулит успеха делу. Логика понятна: своим можно доверять. Выиграет ли от этого бизнес – вопрос второстепенный. К тому же, если не платить им зарплату, придётся помогать бесплатно – нельзя ж своих родственников оставить прозябать, когда тебе улыбнулась удача, они ведь про тебя тоже бы не забыли. Уж лучше пусть зарабатывают эти деньги. Или хотя бы делают вид, что зарабатывают. Примеры такого семейного бизнеса в Лондоне – многочисленные китайские и индийские кафе, турецкие и арабские магазины.

До сих пор вспоминаю, как пыталась устроиться на работу в издательский дом, в магазине которого работала консультантом. Даже пошла получать второе высшее образование по специальности «книговедение». Бухгалтер вовремя показала список администрации издательского дома, где у всех работников была одна фамилия. По сути, если я не была ни родственником, ни другом, ни даже другом друга семьи, шансов получить хорошую высокооплачиваемую должность у меня не было. Сама я занималась примерно тем же, когда перетаскивала за собой с работы на работу своих подружек и младшую сестру. Начальство почему-то возлагало на меня ответственность за их проколы, коллеги жаловались мне на их поведение, поэтому со временем я прекратила подобную

практику. Зато в Лондоне оказалась в противоположной ситуации, когда мои приятели частенько устраивали меня на работу в своей компании, а я уж потом старалась не подвести.

Стремление принадлежать к группе немедленно сказывается в Англии, когда на любой работе мы находим соотечественников или хотя бы людей, говорящих на русском языке. Сотрудники по одной из моих первых работ постоянно ворчали, что русские кучкуются и не впускают чужих в свои группы, отказываясь говорить по-английски. Строго говоря, русской в том нашем «землячестве» была только я, о чём безустанно напоминала сотрудникам. Остальные ребята происходили из Украины, Молдовы и стран Прибалтики. Нас объединял русский язык и более высокий уровень образования, чем у остальных работников, и мы частенько защищали наше сообщество от нападок филиппинской и эфиопской группировок. Эти ребята тоже с успехом притащили на работу всех родственников и друзей и держались вместе. Основная задача группы (или стаи) – безопасность: помогай своим, бей чужих. Когда на работе возник конфликт между молдаванкой и француженкой, у меня даже не было сомнений, какую сторону поддерживать.

Мои коллеги в британском офисе тоже очень ревниво относились к тому, что все свои обеды и пятничные дринки я провожу с русскими девушками из других отделов, и удивлялись нашей сплочённости, называя нас «русская мафия». Хотя, строго говоря, россиян было только двое. Мы охотно делились друг с другом опытом выживания в британской компании, у нас были свои осведомители, приближённые к начальству. Мы знали, сколько зарабатывают люди в других отделах, и могли легко просчитать исход той или иной стратегии, потому что её где-то уже внедрили и можно было видеть результат. Постоянные тусовки с русскоязычными не помогали процессу интеграции и совершенствованию английского языка, но у стремления стать частью группы задача другая: вместе легче выживать.

Западные европейцы меньше зависят от инстинктов, и им такая логика малопонятна. Попробуй-ка устрой в их странах на работу своего родственника, который не соответствует профессиональным требованиям! Если это делают люди, облечённые властью, то подобные манипуляции называются злоупотреблением должностными обязанностями, и за них можно не только самому потерять работу, но ещё и в тюрьму попасть. У нас же никто не удивляется, что начальник городского ГАИ – зять мэра города. Какой же тесть не найдёт тёплого местечка для кормильца своих внуков? И сказать, что это однозначно плохо – значит, нацепить на себя маску ханжи. Потому что любому же понятно: деньги должны оставаться в семье, а не разбазариваться на сторону. Ну и позиция «ты мне – я тебе, вместе мы – сила» – это тоже отражение стайного инстинкта. Возьмёмся за руки друзья, чтоб не пропасть поодиночке! Родители помогают детям выучиться, вступить в брак, воспитать внуков и купить жильё, в надежде, что дети и внуки тоже о них позаботятся, потому что рассчитывать на государство не приходится. Что в России, что в Индии, что в Бразилии.

Следствие западноевропейского приоритета разума – индивидуализм. Я поначалу была в шоке, что все восемь представителей семейства моего мужа живут отдельно от других членов семьи и в другом конце страны, поэтому визиты к родственникам представляют определённую сложность. Я не беру дядь и тёть с двоюродными братьями и сёстрами, которые ещё больше расширяют семейную географию. И хотя все встречаются на Рождество и, в принципе, нормально друг с другом общаются, особой близости между родственниками не наблюдается. Родители моего английского приятеля, например, не стали оплачивать его учёбу в университете, и он взял образовательный кредит, который выплачивал десять лет после окончания университета. Наверное, родители не удивились, когда во время послеоперационного периода отца сын ограничился только телефонным звонком, а не сорвался первым поездом в больницу. Другие английские родители совершенно не тревожились, что сын с женой восемь лет снимают жильё, а когда те, наконец, решили купить свой дом, сказали, что больше пяти тысяч фунтов дать им не могут (при цене дома в двести пятьдесят тысяч). Наверное, копят на дом престарелых.