Рутгерс
Шрифт:
Шарль Штокк в хороших отношениях с правительственными кругами Вашингтона. Ему намекнули, что арест Рутгерса предрешен. Это нежелательный скандал для правительств обеих стран. Предупреждая Рутгерса о грозящей ему опасности, Шарль Штокк одновременно предлагает ему новую работу. Надо выяснить возможность разместить в не затронутой войной Японии заказы голландских фирм, которые Рутгерс представляет в Америке, и организовать в Иокогаме бюро, подобное нью-йоркскому.
Себальд принимает предложение: путь в Россию лежит через Японию. Начинается срочная подготовка к отъезду.
Себальд
На совещании организационного комитета лиги товарищи вручают ему мандат, чтобы представлять лигу на любых конференциях революционных социалистов. Его просят выяснить, как отнесутся в России к приезду американских добровольцев в помощь Красной Армии. Сен Катаяма дает ему письма к товарищам в Японию.
— Передай привет Ленину, — говорят ему на прощание.
Теперь всё. Защелкнут замок последнего чемодана. Последний вечер в Манхэттен-Биче. Себальд, задумавшись, сидит в опустевшей комнате.
Впереди сложный путь. Может быть, все-таки лучше оставить Барту и детей?
Барта подходит сзади, кладет ему руки на плечи.
— Я всегда буду с тобой, Себальд, — говорит она и совсем иным тоном добавляет: — И вообще присутствие женщины уменьшает опасность.
Отъезд. Америка снова пересечена, на этот раз с востока на запад. В Сиэтле Рутгерсы садятся на пароход.
На пристани в Сингапуре два человека упорно встречают каждый приходящий из Америки пароход. Они первыми взбегают по трапу, проходят к капитану и быстро просматривают списки пассажиров. Наконец-то!
— Следуйте за нами, Рутгерс.
В небольшой комнате, куда доставлен арестованный и его багаж, тщательный обыск. Ничего подозрительного. Агенты тайной полиции выстукивают дно чемоданов, прощупывают каждый шов одежды, подошвы башмаков. Ничего! Обыскиваемый возмущен:
— Я честный человек. Что вам от меня нужно? Я буду жаловаться.
Его не слушают. Его спину обрабатывают химикалиями, чтобы проступили симпатические чернила. Ничего!
— Вы Рутгерс? — настаивают агенты.
— Я голландский коммерсант Рутгерс, я буду жаловаться! — кричит взбешенный господин.
Наконец выясняется — этот Рутгерс не тот. Смущенные агенты рассыпаются в извинениях.
Тихоокеанские волны бьют о борта парохода. Рутгерсы едут из Сиэтла в Иокогаму. Далеко в стороне остается Сингапур. Лишь через много лет Себальд узнает, как предусмотрительно он поступил, оформив сингапурскую визу и направив полицию по ложному следу. Лишь через много лет он узнает, каких хлопот стоило почтенному коммерсанту сменить свою опасную фамилию.
В Иокогаме Себальд налаживает связь с заводами и фабриками.
Они сидят за крохотными чашками душистого чая — инженер Рутгерс и представители завода. Приветливые улыбки, любезный разговор о чем угодно, только не о делах. Так проходит добрых полчаса. А потом почти незаметно, среди комплиментов по адресу Голландии, директор завода
Себальд бывал на здешних заводах. Он убедился, что молодая японская промышленность еще не научилась создавать свое, но зато умеет блестяще копировать данные ей образцы. Справится ли завод с новыми, не освоенными им заказами для мостов и железных дорог, которые нужны голландским фирмам, или с машинами больших размеров, чем выпускали до сих пор? Ведь это не механическое увеличение масштаба. И если представители завода сразу берутся за все, инженер Рутгерс мягко сводит разговор к ничего не стоящим любезностям. Если же вместо цветистых обещаний и уверений начинает работать инженерная мысль, люди задумываются, прикидывают, обсуждают технические возможности, Себальд договаривается о работе. Так, постепенно, знакомясь с промышленными предприятиями Иокогамы, Киото и других городов, Себальд определяет возможности размещения заказов фирмы «Штокк и К°» и Голландско-Индийской железнодорожной компании. Теперь уже можно организовать в Иокогаме техническое бюро. Одновременно с подробным отчетом о налаженных связях и размещенных заказах Себальд направляет Шарлю Штокку и в Голландско-Индийскую железнодорожную компанию просьбу об освобождении его от работы.
— Я свободен, Барта, — удовлетворенно говорит Себальд, сдвигая на край стола два запечатанных конверта. — Я совершенно свободен. Можно форсировать подготовку к отъезду.
Когда сталкиваешься с людьми, знавшими Себальда Рутгерса, когда читаешь воспоминания о нем, невольно поражаешься, до чего по-разному говорят об этом человеке, как по-разному воспринимают его.
Коллеги Рутгерса по работе в Роттердаме, его первый руководитель де Ионг, инженеры, с которыми ему приходилось встречаться на международных конгрессах, говорят о блестящем инженере, новаторе в области техники.
Рабочие Роттердамской гавани и члены Голландской компартии помнят верного трибуниста товарища Себальда.
В деловых кругах Америки, в Нью-Йорке, в Голландско-Индийской железнодорожной компании Рутгерс остался образцом талантливого организатора, смелого распорядителя финансов.
В том же Нью-Йорке и в Бостоне старые члены Лиги социалистической пропаганды рассказывают о страстном агитаторе и пропагандисте, о создателе и распространителе «Нью интэрнэшионэл» Себальде, они не знают Рутгерса из его делового представительства.
Так и шла жизнь Себальда по двум линиям: инженера — представителя капиталистических предприятий — и члена партии, по двум линиям, которые, как две параллели, никогда не соприкасались друг с другом. Но после Октября семнадцатого года продолжать так Себальд уже не мог.
Знал ли Себальд, отправляя свой отказ от работы, что этот день станет началом его нового жизненного пути, что капиталистическая промышленность навсегда потеряла инженера Рутгерса? Знал ли он, что скоро в стране, где невозможное становилось возможным, две параллели сомкнутся, опрокидывая все законы математики, и появится единый Себальд Рутгерс — инженер-коммунист?