Рутгерс
Шрифт:
Себальд идет дальше. Улицы постепенно темнеют, становятся уже. Великолепные дома сменяются хибарами. На пустырях оборванные ребятишки. Крикливые голоса женщин… Лондонские трущобы. Такой разительной разницы между роскошью и нищетой Себальду еще не приходилось встречать.
Засыпая в своем номере в гостинице, Себальд с удивлением и раскаянием подумал, что в течение нескольких часов он ни разу не вспомнил о Маргарет,
В следующие дни Себальд снова на улицах Лондона. Он заходит в Британский музей, осматривает Вестминстерское аббатство. Неутомимые ноги несут его на Стронд и в Сохо, в Сити и в Ист-Энд.
Увлеченный новыми впечатлениями, Себальд не заметил, как пролетело десять дней. Пребывание в Лондоне оказалось неожиданно долгим.
И снова Делфт. Рассказать родным о своей любви, о своем разочаровании? Ни за что!
Но слух о поездке Себальда дошел до отца. Ян Рутгерс возмущен. Для него умолчание равняется лжи. Отец потребовал, чтобы Себальд немедленно вернулся домой, в Роттердам. Отныне каждый шаг его будет строго контролироваться.
Прощай свободная студенческая жизнь! Утро за утром Себальд поездом едет в Делфт. Занятия в институте и обратная Дорога в Роттердам. Только блестяще сданные экзамены вернули доверие отца. Себальду было разрешено снова поселиться в Делфте.
Во время летних каникул студентов призывают для прохождения воинской службы. Солдатский мундир. Три месяца муштры, строевых занятий, казарменного быта и выполнения порой бессмысленных приказов.
Вскоре после окончания службы Себальд выступает с брошюрой «Казарменные порядки», в которой резко критикует положение в казармах и дает марксистскую оценку военной службы в капиталистическом обществе. Он доказывает, что войны приносят выгоду только господствующим классам, а на полях сражений гибнут рабочие и крестьяне, одетые в мундиры разных стран.
И снова институт. Лекции, проекты, экзамены, политические дискуссии, статьи. Последний курс. Выпускники все чаще обсуждают планы будущей работы.
«Быть инженером, строить. Что может быть увлекательней, — думает Себальд. — Но быть только инженером?..»
В 1899 году Себальд вступает в Социал-демократическую рабочую партию Голландии.
А над дипломом неожиданно нависла угроза. Как-то раз, как это порой бывало и прежде, компания друзей собралась в комнате Себальда. Спорили, шумели, танцевали, пели студенческие песни. Веселая пирушка кончилась за полночь.
Квартирная хозяйка, почтенная дама, написала отцу Себальда. Она жаловалась на то, что Себальд ведет разгульную жизнь, и закончила письмо достаточно преувеличенным счетом за разбитую посуду и испорченную мебель.
Гнев Яна Рутгерса трудно описать. Казалось, в нем возмутился дух всех его предков пасторов. Себальда вызывают в Роттердам.
Отец встречает его с каменным лицом. Ни о чем не спрашивая, не требуя объяснений, он объявляет свою волю:
— Ты немедленно покинешь Голландию, уедешь в какую-нибудь далекую страну. Деньги на проезд и на самую скромную жизнь на первое время тебе будут выданы. Дальше заботься о себе сам.
Себальд молча выслушивает приговор и даже не пытается возражать.
«В далекую страну, — думает Себальд,
Перед Себальдом возникает холеное лицо отца Маргарет, кварталы Сохо и Ист-Энда. Забытая обида снова обжигает сердце.
— Что ж, поработаем, повоюем.
Все готово. В чемодан, кроме скромного гардероба, легло несколько технических книг, «Капитал» Маркса, готовальня, рейсшина и набор слесарных инструментов: починкой велосипедов он, во всяком случае, заработает себе на жизнь. Осталось назначить день отъезда.
Но Ян Рутгерс считал, что сын еще недостаточно наказан. Через несколько дней друг, пришедший к Себальду, показал свежую роттердамскую газету и смущенно спросил:
— Ты это видел?
В отделе объявлений доктор Ян Рутгерс предупреждал, что никакие расходы или долги своего сына Себальда он оплачивать не будет и поэтому предостерегает всех от предоставления ему кредита или дачи денег в долг.
Это было уже чересчур. Вся кровь хлынула юноше в лицо, жестокие слова готовы были сорваться. Но Себальд только крепче сжал губы, и горькая морщина пересекла лоб.
— Пусть так.
Ян Рутгерс не сомневался в своей правоте. Но вечером к нему пришел один из уважаемых знакомых.
— Мейнхеер Рутгерс, не слишком ли вы суровы? Ваш Себальд многообещающий юноша… Молодежь имеет право повеселиться.
И началось. Дома, на улице добрые друзья и малознакомые люди уговаривали разгневанного отца.
Ян Рутгерс, может быть впервые в жизни, заколебался. Он не ожидал, что Себальд пользуется такой любовью и уважением. Решающую роль сыграло письмо ректора института. Он писал, что Себальд один из наиболее талантливых студентов, и просил уважаемого доктора отменить свое решение. Ян Рутгерс сдался.
Себальду разрешено продолжать занятия. Но отныне беспорядочной жизни будет положен конец. Себальд поселится в семье одного из профессоров института и будет там на полном пансионе.
Строгая мера оказалась удивительно приятной. В семье профессора, кроме Себальда, жил еще один студент. У хозяина дома две прелестные дочери. Вечерами все собирались в уютной гостиной, читали, музицировали, пели.
Эти вечера утешили Себальда, который уже втайне мечтал о полной труда и борьбы жизни в Трансваале. Так прошел последний год занятий.
Выпускные экзамены сданы блестяще в 1900 году. Себальд и его друзья, Дудес и Роозен, получили дипломы с отличием.
В самостоятельную жизнь Себальд вступает инженером и членом Социал-демократической рабочей партии Голландии.
Все складывалось как нельзя лучше. Еще в институте Себальд, Дудес и Роозен не раз говорили о том, как хорошо бы работать всем вместе. Желание их сбылось — друзья приглашены инженерами в Управление строительством Роттердама.
Директор де Ионг рассказывает о предстоящей работе: — Грузооборот резко возрос. Мы принимаем и отправляем значительно больше судов, чем прежде. Поэтому первоочередная задача — расширение гавани. Нужно переделывать, строить заново. О вас мне дали отличные отзывы. Я предоставляю вам полную самостоятельность. Думайте, пробуйте. Все дельное, толковое у меня всегда найдет поддержку.