Рутинёр
Шрифт:
Именно по этой самой причине, как только разрешил личный медик маркизы, я безжалостно согнал Уве с кровати, пусть тот и беспрестанно кашлял, а в отхаркиваемой им мокроте нет-нет да и снова появлялись сгустки крови.
– Держи! – ссыпал я в ладонь слуги полпригоршни серебряных монет.
– Зачем это? – удивился школяр.
– В ратуше просмотришь записи о девочках, родившихся пятнадцать – двадцать лет назад, оставшихся сиротами во младенчестве и отданных на воспитание дальней родне или в монастыри за пределами Риера. Обрати внимание на моровые поветрия и пожары, когда гибли целые
Уве недоумённо захлопал ресницами.
– Нашу Марту?
Я испустил горестный вздох.
– Любую Марту, Уве! Любую!
– Но зачем, магистр?!
– Я не оставляю надежд пристроить её в университет, а для этого неплохо будет обзавестись бумагами о рождении, да и подорожная ей вовсе не помешает.
Уве насупился.
– Собираетесь подделать документы? А почему просто не оформить всё официально?
Я покачал головой, поскольку не хотел оставлять никому ни малейшего шанса связать девчонку с разыскиваемой в Рёгенмаре ведьмой. Марта должна стать уроженкой Риера, никогда не покидавшей пределы империи, а никак не возникшей из ниоткуда бродяжкой сомнительной репутации.
– Так проще! – отмахнулся я. – Иди! Что не потратишь, оставь себе.
Уве задумчиво взвесил в руке монеты, кивнул и отправился выполнять распоряжение, враз позабыв обо всех неудобных вопросах. Оно и немудрено: вручённых мной двух талеров на подкуп клерков хватало с изрядным запасом. Да что там – с запасом! Если подойти к делу с умом, чиновники ратуши удовлетворятся и четвертью этой суммы.
После я немного поколебался, но всё же решил навестить Микаэля и проверить, как проходит его добровольное затворничество, а заодно оценить винный погреб маркизы. Отчёт о ревизии был уже закончен и даже переписан начисто, оставалось лишь согласовать его с Адалиндой и выслать в Ренмель. Да нам и самим стоило как можно скорее выдвигаться в столицу. И без того задержались в Риере сверх всякой меры. Ещё не хватало, чтобы канцлер счёл эту задержку неуважением или того хуже – признанием вины.
Кривясь от этих мыслей, как от зубной боли, я спустился на первый этаж и столкнулся там с Мартой, которая вознамерилась юркнуть на лестницу, но заметила меня и в нерешительности замерла на месте.
– Далеко собралась? – поинтересовался я.
– Тише, Филипп! – прошипела девчонка, приложив палец к губам.
– Удрала от учителей?
– Они меня с ума сведут!
Я подступил к ведьме и наставительно произнёс:
– Это всё в твоих собственных интересах!
– Знаю, – понурилась та. – Знаю, Филипп! Только за седмицу из деревенской ведьмы не сделать благородной дамы!
– Но можно заложить фундамент.
– А ещё можно свихнуться и кого-нибудь убить! – огрызнулась Марта. – Я больше так не могу!
Я покачал головой, взял девчонку под руку и повёл за собой.
– Один час. Потом вернёшься к занятиям.
– Спасибо Филипп! – Девчонка поцеловала меня в щёку и поспешила следом. – Как тебе платье? Красивое, правда? Мне сказали, это цвет морской волны!
– Замечательное платье.
– А ты когда-нибудь видел море, Филипп?
– Один раз.
– Оно действительно такого цвета?
Я неопределённо пожал плечами. В день,
– Филипп?
– Платье лучше, – сказал я, открывая дверь винного погреба.
Марта замешкалась на верхней ступени, и я легонько подтолкнул девчонку в спину, заставляя спуститься к едва разгонявшему темень подземелья огоньку лампы. Ведьма осмотрела ряды бочонков, заставленные бутылками полки, свисавшие из-под потолка колбасы и окорока, потом кисло глянула на восседавшего за столом Микаэля и страдальчески вздохнула.
– Через час я сама отсюда с радостью убегу, – укорила меня девчонка.
– Убежишь-убежишь! – подтвердил маэстро Салазар, перед которым стояло полдюжины откупоренных бутылок. Вскрывать бочонки он посчитал излишним, а из еды ограничился мясной нарезкой и краюхой белого хлеба.
Я смахнул пыль с деревянного табурета и передвинул его Марте, девчонка осторожно присела на краешек, словно не желала помять или испачкать пришедшееся по душе платье, и с сомнением посмотрела на бутылки. Микаэль порылся в каком-то шкафу, выставил на стол ещё две кружки и расплылся в счастливой улыбке.
– Ну-с… С чего начнём дегустацию?
– С чего-нибудь не слишком крепкого, – попросил я. – Надеюсь, сегодня всё же смогу переговорить с маркизой.
– Не торопись с этим, мне здесь нравится, – заявил бретёр, разливая по кружкам вино. – Нет, серьёзно, Филипп! Ты был прав! Целиком и полностью, как прежде не бывал прав ещё никогда!
– Я всегда прав. В чём конкретно я оказался прав на этот раз?
– Доля в трофеях – это сущая безделица по сравнению со всем этим великолепием! – рассмеялся Микаэля, обведя рукой подвал. – Тут можно жить! Милость небесная, да я тут и живу! Могу запереться и вообще никуда отсюда не выходить! Здесь мне до конца жизни вина хватит!
– Пьянь, – фыркнула Марта.
Микаэль глянул на девчонку с таким видом, словно собирался отвесить затрещину, но вино настроило его на благостный лад.
– Язычок свой раздвоенный прикуси, – лишь потребовал он и в несколько глотков ополовинил кружку.
– Ты что несёшь? – возмутилась Марта. – Я не…
– Все вы, бабы, змеи! – отрезал маэстро Салазар, прищёлкнул пальцами и выдал:
Гадюка кусает и впрыскивает яд.Красотка травит душу, один лишь бросив взгляд!Ведьма допила вино, поднялась с табурета и сказала:
– Пожалуй, пойду.
– Иди-иди! – рассмеялся Микаэль.
Я уселся на освободившееся место и передвинул бретёру опустевшую кружку.
– Чего ты так на неё напустился?
Маэстро Салазар неопределённо повертел в воздухе пальцами, затем махнул рукой.
– Да ладно тебе, Филипп! Давай выпьем!
И мы выпили, но я особо на вино не налегал и потому, когда в подвал сбежал растрёпанный Уве, ещё сохранял достаточную, пусть при этом и весьма относительную, трезвость мысли.