Ружья еретиков
Шрифт:
Впервые А-лучи были зафиксированы в якобы уничтоженной ныне Пандейской Области, исследователи, проходившие мимо странного объекта в определенные часы, начинали вести себя странно, то что-то пели и танцевали, то плакали, то замирали, не в силах сдвинуться с места. Именно туда отправился, бросив успешную карьеру и пост заведующего лабораторией, доктор Дект Фешсу, и именно в отстроенном неподалеку от границы Области здании Института по изучению Области Отклонений, где в едином экстазе слились насупившиеся военные и восторженные ученые, под его руководством был собран первый прототип излучателя. Судя по отчету, когда на маломощный прототип была подана энергия, с приступом дичайшей головной боли свалился
Началась война, и спешным порядком закрыли Академию Наук, ужесточили контроль над Областями Отклонений, а все исследования перевели в подземные комплексы. К этому времени прототип Х-01РИ/ИИОО давно был уничтожен, но доктор Фешсу не оставил интересной темы и в конце концов пробился сюда, в Зону 15, так как логично предполагал, что, несмотря на все вопли безвинно пострадавшего Генерала, несмотря на чудовищный голод и эпидемии, те, кто рассчитывают править этим миром, без внимания A-волны не оставят.
Здесь Фешсу попал под начало профессора Шеклу, и Группа А успешно вела испытания волн на добровольцах, вполне согласных два-три раза в сутки попадать под неизученные пока лучевые удары, если их будут содержать в безопасном бомбоубежище, да еще и кормить. Кстати о добровольцах!
Чейз встал, потянулся, разминая плечи и шею, зевнул и посмотрел на наручные часы — до вечернего сеанса облучения оставался всего час, значит, с минуты на минуту в кабинет вернется профессор. Чейз аккуратно сложил все дела в том же порядке, в каком принял их от Шеклу, похлопал ладонями по бокам стопки, ровняя края, вложил видеокассеты в конверты, отчеты в папки и составил все это на столе.
Когда профессор, постучав, вошел, Чейз с большим интересом листал довоенный многостраничный, богато иллюстрированный Вестник Е.И.В. Академии Наук.
— Интересуетесь? — Шеклу посмотрел на обложку. — Роскошное издание, сейчас таких не выпускают… И не знаю, будут ли еще выпускать. Скажите, что сейчас на поверхности? Мы совсем не получаем свежей прессы, и корреспонденции тоже, конечно, никакой.
— Война, — ответил Чейз. — На поверхности тоже с прессой и корреспонденцией не очень. Мировых передач очень мало, а агитки Отдела пропаганды… Мало что изменилось, северные провинции продолжают требовать независимости, южные не требуют от нас ничего, они все берут сами. От той Империи, которую вы знали, мало что осталось, профессор. Даже территориально мы с учетом мятежных провинций уже не занимаем и половины прежних владений. А уж без северных Хонти, Пандеи и южной Метшени…
— Да-да, я понимаю.
Шеклу заложил руки за спину и сделал несколько шагов вправо, затем круто развернулся и прошагал влево.
— Все это слишком затянулось, уважаемый лейтенант Китт.
— Война?
— И война, и наша работа. Я должен сообщить вам, как ответственному лицу, что подозреваю саботаж. Для меня моя работа — живой организм, но очень логичный организм, и каждый сбой в работе должен быть четко обоснован. Иногда сбои есть, а обоснования нет. Я списывал все это на усталость группы, на подавленность обстановкой, на тот самый пресловутый человеческий фактор, но мы без видимой причины топчемся на месте уже полтора месяца. И нельзя все списать на то, что кому-то
Шеклу перестал ходить и зорко глянул на Чейза:
— Вы должны знать о моих подозрениях, хотя мне тяжело говорить об этом. Кто-то нам мешает, лейтенант. Теряются отчеты, забраковываются образцы. Я предвижу ваш вопрос, лейтенант, нет, я никого не подозреваю. Но я вижу свою ущербность в этом вопросе, я ведь знаю всех своих людей, я доверяю им. Вы же человек здесь новый и безразличный, простите великодушно. Лицом к лицу лица не увидать, а со стороны, говорят, виднее.
— Благодарю вас, профессор, я буду внимателен.
— Да-да, именно внимателен, — Шеклу улыбнулся. — Я рад, что мы друг друга так хорошо поняли, господин лейтенант.
Профессор взял со стола отложенный Чейзом Академический Вестник и сунул его на полку среди других таких же. Над полкой висел кусок плотной бумаги, прикрепленный кнопками к стене. Желтые, от руки написанные буквы «Имперский Луч» обозначали название плаката, а в бумажных кармашках располагались написанные крупным, округлым и по-девичьи аккуратным почерком статьи и даже карикатуры. Чейз подошел ближе, рассматривая довольно удачный рисунок — профессор Шеклу, в слишком больших очках, игриво приобнимает какую-то изогнувшуюся конструкцию, похожую на башенку из металла, вершину которой украшает шарик, утыканный иголками. Подпись под рисунком — «Старик и Старушка».
— «Старушкой» называется наш излучатель. Ким, паршивец, чертовски хорошо рисует. Я в его годы мог нарисовать только график и, пожалуй, собаку, похожую на ушастую мохнатую помесь сосиски и рептилии, — пояснил профессор, проследивший взгляд Чейза. — Простите, быть может, это нетактично, но у вас же есть какое-то прозвище? Мы, изволите ли видеть, выпускаем здесь стенгазету. Сначала по рекомендации психологов из администрации, теперь так, ради шутки… Меня здесь все за глаза называют Старик. Старшина, впрочем, и в глаза так называет, но господину Унару вовсе не писаны никакие законы. Даже законы физики, вы не поверите! Так вот, о чем я? Да, так что насчет прозвища? Как вас называют в Управлении? То есть если служебный псевдоним не тайна, конечно. Я всегда думал, что прозвищем разведчика, отважного воина в серой форме, должно быть что-то опасное. Что-то внушающее уважение, вроде «агент Саблезуб» или… «агент Стилет».
Чейз рассмеялся:
— Профессор, боюсь, вы путаете Управление с издательством графических романов для подростков. Меня обычно называют Еретик, и это никакая не тайна, так как я не полевой сотрудник, а такой же «халатик», как и вы. Еретик стало моим прозвищем еще в студенчестве, когда нам дали задание составить генеалогическое древо. Это был полезный урок, кое-кто таким образом неожиданно нашел у себя дворянские корни и весьма этим кичился. Но я историю своей семьи знал и без того хорошо — первым известным моим предком был инквизитор, это времена рассвета Южной Империи.
— В самом деле? — поразился Шеклу.
— В самом деле. Как вы знаете, в Святой Инквизиции властвовали два Ордена — Псы и Волки Господни. Тогда Волки были что-то вроде нынешней разведки, монахи этого Ордена тайно проникали в еретические секты. Этим занимался и мой предок. По семейной легенде он изобрел то, что мы теперь называем «винтовки», винтовые нарезные стволы. Правда, документально эта легенда не подтверждается, но до последнего времени одна из первых в мире винтовок хранилась в нашем поместье. Сейчас она, должно быть, утеряна — война равнодушна к памяти.