Рваный край
Шрифт:
– Хорошо вымылись, Мэтью? Я принес одежду. Должно подойти.
Он выглядел еще аккуратней, чем прежде. В руках у него была аккуратная стопка. Он положил ее на крышку рундука.
– Должно быть вашего размера, – сказал он. – Вот брюки, жилет, носки, рубашка. Нет туфель, но на борту они вам не нужны. И для мальчика тоже есть. Великовато, но у меня с собой ножницы – можно подрезать.
Мэтью вышел из ванны и завернулся в полотенце. Он начал благодарить Скиопоса, но тот прервал:
– Я пойду, отнесу это мальчику. После ванны нужно надевать чистое. Когда оденетесь, я покажу вам корабль.
Какое
Скиопос одевал мальчика, вернее, стоял и разглядывал его с благожелательным интересом. Он сказал:
– Хороший мальчик, но маленький. – Билли неуверенно улыбнулся. – Вы не портной, Мэтью? Давайте попробуем вместе.
Когда Скиопос кончил, Билли выглядел комично, но чисто. Рубашка и брюки были ему велики, причем брюки поддерживались парой кричащих сине-золотых подтяжек. Скиопос потрепал его по плечу и провел пухлыми короткими пальцами по влажным волосам мальчика.
– Ну, по крайней мере теперь ты выглядишь лучше. Пойдемте, я вам кое-что покажу.
Он привел их в помещение с рядами удобных кресел. Скиопос подошел к передней стенке и нажал на кнопку. Развернулся экран, и Мэтью понял, что это корабельный кинозал. В стене за сидениями было отверстие; очевидно, оттуда проецировали фильм.
– Садитесь, – сказал Скиопос. – Я сейчас.
Все, что происходило с момента их появления, казалось нереальным. Как во сне. Но это превосходило все остальное. Мэтью и Билли сели, а Скиопос вышел. Несколько мгновений и из отверстия в стене послышался голос:
– Готовы? Хорошо! Начинаю.
Свет погас. Чернота и на мгновение приступ клаустрофобии; но экран осветился, и страх отступил. Это был мультфильм – «Приключения Тома и Джерри». Поглядев вбок, Мэтью увидел лицо Билли. На нем было обычное детское удовольствие.
Скиопос показал еще два мультфильма, потом выключил аппарат и зажег свет в зале. Потом сказал в отверстие.
– Перерыв. Сидите. Я сейчас.
Вернувшись, он принес поднос.
– В перерыве у нас мороженое и конфеты. Как насчет этого, Билли? А вам сигарету, Мэтью? Или сигару?
Он дал Билли мороженое и плитку шоколада, зажег сигарету для Мэтью, а сам закурил маленькую сигару. Потом сел и начал говорить. Мэтью слушал его, гадая, здоров ли он или безумен. Он не проявлял никаких признаков безумия, а был очень дружелюбив и деловит. Но ситуация была безумной, а он слишком обычно воспринял их появление. Либо он должен был больше обрадоваться людям, либо негодовать из-за растраты драгоценных припасов: ведь они ограничены, а что он будет делать, когда они кончатся?
По мере того как он говорил, яснее становилась картина происходившего. Он не убеждал команду остаться и не слушал их уговоров идти. Оставшись один, он копался в машине, пока не пустил ее в ход. Они шли на юг из Лондона, везя в танках воду в качестве балласта, и он умудрился переключить эту воду в охлаждающую систему. Безумный или нет, он был, очевидно, толковым механиком. Потом он начал чистить корабль, что делал с подмеченной Мэтью дотошностью. Он готовил для себя на большой электропечи, работавшей от генератора, слушал пластинки, снова и снова смотрел
Он сказал:
– Вы, может быть, думаете, что мне одиноко? Но когда слушаешь голоса, видишь лица… у меня есть лента с Синатрой и Авой Гарднер. Они как друзья. Понимаете?
Мэтью медленно, с наслаждением курил сигарету. Он спросил:
– А радио?
– Радио? Вышло из строя.
– Вы можете починить его?
Скиопос пожал плечами:
– Я мало что понимаю в радио.
– Если попробовать… может, сумеем поймать какую-нибудь станцию.
Скиопос смотрел на него без всякого интереса.
– Мы знаем, что западная Европа уничтожена. Вероятно, что-то подобное произошло и в Америке. Но ведь не может быть так плохо всюду… Россия, Китай, Новая Зеландия?
– Я мало что понимаю в радио, – повторил Скиопос.
Мэтью понял, что тому не нужен контакт с внешним миром. Он удовлетворен тем, что стал центром своего маленького мирка. Но почему тогда он их принял так по-дружески? Может быть, потому, что они дали ему возможность показать свою власть и чудеса.
Мэтью спросил:
– А горючее?
– Горючее? У меня его много.
– Сколько?
У Скиопоса появилось беспокойное выражение, он отвел взгляд. Настойчиво сказал:
– Много горючего, говорю вам.
– Но когда оно кончится и генератор заглохнет, что вы тогда будете делать?
– Не о чем беспокоиться. Вообще не о чем. Простите, Мэтью. Мне нужно заняться делами. Погуляйте. Увидимся позже.
В следующий раз они увидели Скиопоса в камбузе. Он готовил еду. Встретил их он так же приветливо, как и раньше.
– Когда у меня нет гостей, я днем перехватываю что-нибудь, но теперь я подумал, что вам захочется горячего.
– Не беспокойтесь, – сказал Мэтью. – Мы прекрасно обошлись бы хлебом с сыром.
Но запах был неотразим: толстые куски ветчины жарились в масле.
– Ничего особенного, – сказал Скиопос, – ветчина, жареный картофель, помидоры. Подождите еще десять минут. Хорошо?
За едой он рассказывал о своем распорядке дня. Будильник поднимает его в 6.30. Он моется, бреется и готовит на камбузе себе завтрак: кофе, тосты и консервы. Потом осматривает корабль, прибирает необходимое и отправляется на ежедневную прогулку на берег. Он делает это в любую погоду. Когда Мэтью нашел лестницу, он как раз гулял.
В первые дни он работал и во второй половине дня, ликвидируя последствия катастрофы. Теперь в этом нет необходимости, и он проводит время в бассейне, а в плохую погоду слушает пластинки и смотрит фильмы. На корабле есть библиотека, но Мэтью понял, что Скиопос не любитель чтения.
Он провел Мэтью и Билли по кораблю. Скиопос был вежлив и точен в объяснениях. Как будто они были официальные посетители, а танкер стоит в Лондонском порту, отдыхая после пути. Скиопос указывал на повреждения, но говорил о них бегло; создавалось впечатление, что ремонтники вот-вот примутся за работу. Они поднялись на мостик, шедший по обе стороны от надстройки. Теперь они находились более чем в ста футах над морским дном, высоко над ними вздымались сигнальная мачта и радар. Танкер уходил вдаль. Дождь прекратился, и видимость улучшилась Миля за милей видны были полоски грязи, галька, скалы. Такой вид вполне может свести с ума, подумал Мэтью.