Рябиновые бусы

Данилова Марина

– Как же ты жила все это время, Василиса? – помолчав, вновь подал голос Арсений.

– По-всякому жила, Арсюша.… Когда пришла работать на фабрику, подружилась с хорошей девушкой. Глашей ее звали. И жить вместе стали. Одна добрая женщина сдала нам комнатку за гроши. Вместе-то всё повеселее, поповаднее. Работа на фабрике тяжелая была. Шили кожаные голенища для сапог. Весь день без воздуха. С непривычки спину ломило, руки болели шибко.

Да ничего, привыкла. Почти весь заработок отцу в село посылала. Так и жила. А соседка моя, Глаша, она хорошая была, только простая и доверчивая слишком. Да где уж нам, деревенским, против городских-то барышень! Ну вот и поверила она одному красавчику городскому. Спохватилась было, да поздно! Ребеночка ждала. Домой побоялась возвращаться. Да что ж ей оставалось-то? Не в омут же с головой кидаться! Словом, родила она ребеночка. Мальчонку. А сама слегла. Болела долго. Так и не выкарабкалась, померла. Схоронила я Глашу, поплакала, сама думаю: что с ребятенком-то делать? А тут и он захворал, сердешный. Слабеньким народился. Стала я его выхаживать. Уставала, ночей не спала, а выходила! А ведь и он чуть не помер. Вот, пока выхаживала, и привязалась к нему. Казалось мне, что это моя родная кровиночка, мой сыночек. Ну кому ж я его отдам? Так и остались мы с ним вдвоем. Хозяйка, добрая душа, понемножку, чем могла, нам помогала, приглядывала за ним, когда я на фабрике была. Так еще два года пролетело…

Помолчав какое-то время, Василиса продолжила свой невеселый рассказ:

– Ну вот… Потом решила я обратно в село вернуться. Сильно заскучала по родным местам. Получила расчет на фабрике, собрала Ванятку и приехала. Только не принял меня отец родной, не дал мне ничего объяснить. Да и на селе злые языки постарались. Горько мне было, тяжело на душе. Да что тут поделаешь? Еще горше было оттого, что и ты, Арсюша, поверил досужим сплетням, не пришел ко мне! – Смахнув украдкой набежавшую слезу, Василиса стала вспоминать дальше…

– Год-другой совсем нам приходилось туго. А потом попросилась в колхоз, на птичник. И жить перебрались в опустевший домишко Васьки-пасечника, того, что в тридцатом году медведь в лесу заломал. Председатель разрешил. Там и зажили потихоньку. Только тоскливо было у меня на душе, пусто как-то. Один Ванятка радовал, отогревал мое зачерствелое сердце. Да и душа моя рядом с ним отходила, отогревалась. Смышленый рос мальчонка, шустрый. Подрастая, хорошим помощником становился. Любили мы с ним за малиной в лес ходить да за грибами.

Бывало, уйдем еще на утренней зорьке по холодной росе. Идем росными душистыми лугами, песни поем. И в лес придем, поем. Ягод насобираем – горстями наедимся и домой полное лукошко принесем. А по осени за белым груздем ходили, да за рыжиками. Очень Ванятка любил картошку с рыжиками в сметане! Так и жили… Потом учиться Ванятка пошел, за семь верст, в школу, в Кедрачах. Учился хорошо, смышленый был. А когда этой осенью четырнадцать годков ему исполнилось, послал его наш председатель в город, в техникум. Да наказал, мол, учись, Ванюшка, набирайся ума-разума, но чтоб потом обратно вернулся хоть агрономом, хоть по механизаторской части. Хорошие специалисты нам и самим нужны. Уехал мой Ванечка осенью, и осталась я опять одна. Ничего, скоро на каникулы должен приехать. Вот так, Арсюша. Со всем я справилась, все выдержала. Да и отец мой давно смягчился, простил меня. Я к нему захаживаю, помогаю. А у сестер и братьев давно семьи свои. Хорошо, ладно живут. По праздникам не забывают, зовут в гости. Вот, Арсюша, и вся моя жизнь, – закончила Василиса непростой свой рассказ.

Проговорили они тогда до первых петухов. А когда провожал Арсений Василису до дома, не выдержал, вновь спросил ее горячим прерывистым шепотом:

– Василиса, милая, ну как же мы теперь? Что ты мне скажешь? Потерял ведь я тебя, дурной, да больше терять не хочу! Будешь ли ты со мной? Любишь ли меня еще?!

Долго, не отрываясь смотрела на него Василиса, а потом, ни слова не говоря, припала головой к его груди, зашептала тихо:

– И я не могу без тебя, Арсюша. Извелась вся, измучилась. Не могу я тебя разлюбить! Не смогла… Видно, до конца жизни один ты на белом свете для меня будешь!

Сердце Арсения, казалось, было готово выскочить из груди.

– Пойдешь за меня, Василиса? – хриплым от волнения голосом спросил он.

– Пойду, – тихо и счастливо выдохнула девушка.

И проросла, распустилась в душах Арсения и Василисы новая весна: чудная, шалая. Вновь гуляли они своими памятными тропками, раскинув руки, лежали на медвяной траве буйно цветущего луга, любовались шафрановыми закатами, встречали соловьиные рассветы. Время для них, казалось, остановилось. Так счастливы, так полны были они своей безгрешной радостью! Свадьбу порешили сыграть в конце июня. Да и оставалось-то до нее совсем уж почти ничего….

Конец ознакомительного фрагмента.