Рядом со Сталиным
Шрифт:
Когда отдыхали в Боржоми, к Сталину пришли мужчина и женщина, соратники по прежнему подполью. Получилось так, что у этих грузин кончились деньги. Сталин при себе денег никогда не имел. Обратился к нам. Пустив по кругу фуражку, набрали триста рублей. Сталин разложил их поровну и в конвертах вручил землякам.
А то Митрюхин вез нас из Мацесты в Сочи. Около Ривьеры Сталин вышел из машины. Его мигом окружили отдыхающие с множеством детей. Сталин предложил Власику угостить ребят конфетами, которыми в соседнем киоске торговал грузин. Моментом раздали два
— Вы расплатились за конфеты?
— Нет. Не успел.
— Немедленно поезжайте и расплатитесь с киоскером.
Власик умчался. Продавец, конечно, был радехонек, что сразу получил столько денег. Он еще долго кланялся вслед машине с Власиком, по-восточному прижимая руку к сердцу. Вдобавок он был страшно горд, что у него покупал конфеты сам Сталин!..
В нравственном отношении вождь был чист, как никто другой. После смерти жены жил монахом. Противник неравных браков, он часто высмеивал маршала Кулика, который женился на восемнадцатилетней подруге своей дочери. Завидев его, Сталин подмигивал:
— Смотрите, жених ковыляет… Как бы не шлепнулся на ровном месте.
Раз мы шли в Сочи мимо пляжа. Увидев жирных, разваливших женщин с раскинутыми ногами, он весь передернулся:
— Какое безобразие! Пойдемте отсюда!..
В Цхалтубо он лечил ноги. Встретив рабочего, принявшего уже семнадцать ванн, поинтересовался:
— Ну, как, вам помогли ванны?
— Пока, дорогой товарищ Сталин, не чувствую облегчения, — пожал плечами рабочий.
— Что же, получается, это не Цхалтубо, а — Цхалтуро? — улыбнулся Сталин.
Он там принял всего три ванны. Люди не давали появиться на улице, ходили за нами сотнями. Не выдержав, Сталин предложил:
— Давайте отсюда уедем, а то и отдохнуть не дают.
Так и сбежали в Мацесту. Затем, наконец, вернулись в Москву. Сталин любил попариться в бане. Видимо, еще в пути настроился на это удовольствие. Но рабочий по даче Дубинин, видимо, не знал о приезде вождя и решил помыться в бане. Поддав пару, залез на полок. Внезапно услышал стук в дверь. Удивился этому Дубинин:
— Кто там?
— А-а, Дубинин… Мойтесь, мойтесь… Я подожду, — стушевался Сталин.
Весь в мыле, Иван кубарем скатился вниз, никак с перепугу ногами в подштанники не попадет. Еле управился, вышел. А Сталин ему по-дружески:
— С легким паром, товарищ Дубинин!
Таков был наш вождь…
А вот его сын Василий вырос другим. По характеру шумливый — чисто ухарь-купец! Никого не боялся, кроме отца. Как-то еще до войны разбил о камни моторную лодку и бросил в кустах. Начальник транспортного подразделения Лукин пригрозил пожаловаться отцу. А Василий в ответ:
— Если ты, пузатый дурак, скажешь отцу про лодку, я твой толстый живот распорю!
Лукин обратился к Власику. Тот отмахнулся: не обращай внимания да почини моторку.
После войны Василий выменял у нашего военного атташе гоночную машину, привезенную из-за границы. С ветерком прикатил на дачу и с шумом промчался мимо террасы. Сталин спросил:
— Кто
Власик пояснил, что Василий выменял машину и теперь выделывает кренделя. Сталин с досадой зашумел носом — верный признак перемены настроения.
Бросил:
— Что он меняет машины, как перчатки? Отберите эту и поставьте ко мне в гараж.
Так и сделали. Василий опасался идти к отцу, умоляя Власика походатайствовать о возвращении машины. Не помню, чем кончилось дело. Зато знаю, как Сталин приструнил первого мужа Светланы Мороза, который быстро вошел во вкус и развил бурную деятельность, используя правительственную мастерскую для бесплатного пошива костюмов и пальто не только для себя, но и для бессчетной родни. Это стало настолько обременительным, что Соловову пришлось доложить о злоупотреблениях Сталину. Он сказал Светлане:
— Ты — студентка, он — тоже студент. На кого вы рассчитываете? На отцовскую шею? Не пойдет.
В конечном счете пройдоху за все эти фокусы выставили за порог. Однажды, проезжая мимо Бутырки, Сталин обратил внимание Тукова на это мрачное здание: мол, что за дом? Тот пояснил, что это бывшая тюрьма для уголовников. Сталин возразил:
— Не-е, тут была пересыльная тюрьма для политических. Я сидел в ней. Охранял мою камеру надзиратель Красненков, по происхождению из крестьян. Он ухитрялся мне давать по два обеда. Меня называл не оратором, а орателем, потому что мне приходилось беседовать с ним через окошечко. Он много рассказывал о горе в деревне. Я говорил, что скоро прогоним помещиков, и вся земля будет принадлежать крестьянам. Красненков много шумел по этому поводу. И мне его приходилось успокаивать, чтобы не услышало начальство. Если жив Красненков, то надо бы его разыскать.
К сожалению, не удалось. Уж слишком поздно вспомнил про него Сталин…
Проезжая по площади Маяковского, Сталин обратил внимание Тукова на отсутствие памятника. Удивился:
— Почему до настоящего времени не поставлен? Маяковский всю жизнь воспевал Ленина и революцию. Вот здесь надо поставить ему памятник.
В тот же день Туков передал распоряжение в Моссовет. И сегодня уже просто трудно представить площадь без памятника поэту-трибуну.
Возвращались из Москвы на дачу в Семеновское. На автобусной остановке мокла под дождем группа колхозников.
— Дождь-то какой… А люди стоят под открытым небом, — вздохнул Сталин и предложил: — Давайте усадим их в машины и довезем до деревни. Тем более что у нас время на это есть. Пригласите людей с остановки.
Соловов сделал это. Но никто не двинулся с места. Вернувшись, развел руками. Сталин проворчал:
— Вы плохо приглашали, не умеете это делать.
Пошел сам к очереди колхозников. Привел целую вереницу с котомками, чемоданами и мешками. Половина втиснулась в машины. Довезли их до Семеновского. Вернулись за остальными. Они сначала вели себя настороженно, потом осмелели. Начались разговоры о колхозных и личных делах, о минувшей войне и погибших на фронте. Сталин вздохнул: