Рыба фугу по-русски
Шрифт:
— Я не губу прикусила, а язык, — сообщила ему Ангелина. — А вы не жмите меня за локоть так сильно, я, когда падала, бок отбила, ваш кулак мне как раз в больное место упирается…
— Простите, — Голубев отдернул руку.
У Ангелины тут же разъехались ноги, и она снова вцепилась в Голубева.
— Я думаю, эскулап простит меня за то, что я обнимал его невесту, но это единственный способ уберечь вас от травм, — крепыш Голубев легко подхватил взвизгнувшую Ангелину на руки и занес внутрь. — Все препятствия позади, но здесь ступеньки, спускайтесь осторожно, — он поставил ее на ноги.
— Спасибо за заботу, но я не маленькая. Просто я забыла, что у кроссовок подошва скользкая… Я торопилась… А с вами Анатолий уже о чем-нибудь говорил?
— Нет. Я и словом с ним перемолвиться не успел, — Голубев следил,
Только теперь Ангелина догадалась, куда занесла ее судьба. Это был тот самый институт, в котором когда-то подрабатывал ассистентом профессора ее Анатолий. Возлюбленный честно выполнял данное ей обещание и выяснял все подробности о диагнозах Ларисы и Шурика Клячко.
Голубев и Ангелина спустились в подвал, где размещалась лаборатория. В полумраке Ангелина смогла рассмотреть вполне современный ремонт и массивные двери, скрывающие от любопытных глаз чужие тайны, заключенные в стеклянные пробирки.
Инкрустированные флакончики, одинаковые, как братья-близнецы, стояли на оцинкованном столе. Ангелина приблизилась и протянула к ним руки.
— Не смей! — закричал ураганом ворвавшийся Анатолий. — Илья, шалопай, ты каким местом меня слушал?! Я же приказал ждать возле двери!
— А что ты на меня орешь? — возмутился Голубев. — Я мирно спал на топчане, ты меня растолкал, надавал указаний, могло же у меня спросонья что-нибудь из головы выскочить… И это вместо благодарности… — укорял друга Илья.
— Милый, ты не прав, — вступилась за Голубева Ангелина. — Илья Андреевич и так уделил нам столько времени и внимания…
— Ребята, помолчите! — оборвал обоих строгий эскулап. — То, что я обнаружил в этом флакончике, — Анатолий указал на левый сосуд, — равносильно смертному приговору. Я, конечно же, перелил яд, но даже капля его крайне опасна. Илья, в твоем ресторане готовят рыбу фугу?
— Разумеется, нет! Мы в русскую рулетку с клиентами не играем! — обиделся за статус ресторана Голубев.
— Илья Андреевич, дорогой! — взмолилась Ангелина. — Расскажите мне все об этой рыбе!
— Я специалист по японским деликатесам, но рисковать ради экзотического блюда чужими жизнями, — нет уж, увольте… Я сам экстре мал и считаю это дело сугубо добровольным! Даже в Японии правительство ввело обязательное лицензирование поваров, занимающихся фатальной кулинарией. И, несмотря на жесткие меры, ежегодно от сего лакомства умирает два-три десятка гурманов: в основном министры, актеры и крупные бизнесмены. Я не разделяю мнения, что такая кончина — удел избранных, о чем свидетельствует дороговизна блюда. Смерть — есть смерть, и отправиться к праотцам, отравившись рыбой-собакой, как ее еще называют, незавидная доля. Тем паче, что она сопровождается полным параличом, за которым часто следуют остановка дыхания и, в лучшем случае, кома.
— Какой кошмар! — ужаснулась Ангелина. — Но почему же тогда в Японии не запретят поедание этого кушанья?!
— Варварские традиции, — вздохнул Голубев. — Азиаты, что с них возьмешь… Их не останавливает даже то, что согласно кодексу чести повар, по вине которого клиент отправился в могилу, должен сделать себе харакири. Так что на том свете есть шанс свидеться и поквитаться.
— Илья Андреевич, — наседала Ангелина, — а вы сами когда-нибудь пробовали это блюдо? Что оно напоминает по вкусу? Стоит ради него рисковать жизнью?
— Нет, Ангелина Станиславовна, — продолжил кулинарный экскурс Голубев, — сам я фугу не пробовал. Приготовление этой рыбки — высший пилотаж поварского мастерства. Опытный специалист знает, сколько яда содержится в каждой части фугу, как нужно ее правильно разделать и где оставить яда ровно столько, чтобы вызвать у посетителей ресторана приятное чувство наркотической эйфории. Чуть дрогнет рука повара, и это экзотическое блюдо станет для них последним. В рыбе фугу ядовито все, от крови до кишок. Особенно токсична печень. А если при разделывании был задет желчный пузырь, то можно смело писать завещание. Я думаю, что любители фугу, выйдя из ресторана живыми, ощущают необычайное чувство признательности судьбе. Наверное, в этом и заключается первостепенный смак экзотического блюда. Во всяком случае, японская
— Спасибо, Илья, очень познавательно и поучительно, — поблагодарил друга Анатолий. — Тогда я освещу сей предмет с медицинской точки зрения, если никто ничего не хочет добавить…
— Анатолий! — теперь уже взмолилась сгорающая от нетерпения Ангелина. — Умоляю, не тяни! А то паралич наступит у меня!
— Дорогая, — порадовал ее Анатолий, — тебе это не грозит! Я сделаю тебе массаж сердца и искусственное дыхание «рот в рот».
— Я тебя брошу! — пригрозила невеста.
— Только не это! — Анатолий чмокнул ее в щеку и продолжил триумфальное выступление. — Я еще в институте интересовался серьезными ядами, но о том, чтобы столкнуться с реальным случаем на практике, можно было только мечтать. Так вот, рыбка фугу относится к отряду сростночелюстных из семейства скалозубов, обитающих в Тихом и Индийском океанах, а также в некоторых реках (другие названия семейства — четырехзубые, тетраодоны, иглобрюхи, рыбы-собаки). Фугу трудно не узнать: яркая окраска, отсутствие чешуи, серовато-синие полосы сверху, белое брюхо с небольшими шипами, напоминающими на ощупь наждак, ноздри, небольшой рот с почти человеческими зубами — широкими костными пластинами. Ими фугу отрывают от камней ракушки, а при случае могут «вскрыть» краба, перекусить рыболовный крючок или даже лишить человека пальца (но на это способны самые крупные из скалозубов), хотя такой случай зафиксирован в Японии. Рыбы-собаки крайне агрессивны, в том числе и друг к другу. Если фугу испугать, она мгновенно раздуется, приняв шарообразную форму. И горе акуле, которая не поймет угрозы, — рыба-собака смертельно ядовита. В ее мышцах и внутренностях содержится тетродотоксин — яд нервно-паралитического действия, который в пятьдесят раз опаснее цианистого калия. Летальная доза для человека составляет всего один миллиграмм тетродотоксина; в одной рыбке яда хватит, чтобы убить тридцать — сорок человек. Причем эффективного противоядия от отравления фугу до сих пор не существует.
— Зачем же кушать такую гадость? — брезгливо передернулась Ангелина. — Я все прекрасно понимаю: экзотика, деликатесы… Но самолично травиться цианистым калием или чем-то подобным?.. Как ты назвал этот яд — тетрадаксин?
— Тетродотоксин. — поправил ее Анатолий. — Но основная фишка состоит совсем в другом! — Анатолий многозначительно поднял вверх указательный палец. — Нужно заметить, что после отравления фугу бывает нелегко установить, действительно ли человек умер… Частенько гурманы впадают в подобие летаргического сна, из которого могут выйти в морге или уже в гробу. Отравление тетродотоксином вводит человека в совершенно особое состояние — не то в сон, не то в бодрствование. Этот эффект применяется вуду — колдунами с острова Гаити для зомбирования.
— Вот тебе и золотая рыбка! — философски произнес Голубев.
— Представь себе, Илюха, — воодушевился Анатолий. — Поехал ты, скажем в свадебное путешествие на Гаити… А там местные шаманы поколдовали над тобой и превратили тебя в бездушного злобного зомби, — Анатолий скорчил жуткую рожу и закатил глаза, пугая Ангелину и Голубева.
— Ты ври-ври, да знай меру, — отпихнул друга недоверчивый Голубев.
— Я оперирую фактами, — поклялся Анатолий. — Еще в 1982 году этноботаник Дэвис отправился в экспедицию на Гаити, чтобы разгадать тайну зомбирования. Он выяснил, что главными компонентами «порошка зомби» являлись: высушенная и истертая в порошок рыба фугу, а также активные вещества, получаемые от галлюциногенной жабы, предварительно искусанной морскими червями. Кроме того, гаитянские шаманы использовали желчный пузырь мертвого мула и свежие человеческие останки. Дэвис утверждал, что точным рецептом этого зелья, кроме самих гаитян, владеют лишь спецслужбы нескольких государств, которые испытали его на пленных или заключенных. Но все они одинаково описывали его действие: сначала возникало чувство эйфории, покалывание в конечностях, затем наступал паралич, дыхание замедлялось, сердце почти останавливалось, и человек переходил в состояние, подобное смерти, в констатации которой мог обмануться даже опытный врач. Если доза порошка выверялась точно, человек не умирал, но в его мозгу происходили необратимые изменения: он терял волю, разум и становился послушным орудием.