Рыбья плоть
Шрифт:
— Они там лежат «вальтом»!..
— Кто вальтом? — спросил делающий вид, что не понимает, Раф.
— Жена Поэта с Бобром!
Так, вот, в первое же утро Поэт прибежал к Рафу и взволнованно сообщил:
— Вы видите, что творится!
— А что творится? — невозмутимо переспросил Раф.
— Так моя жена с Бобром съе…лася!
— Ну-у, ты не горячись! — дипломатично тормозил новоявленного Отелло Раф. — Я уверен, что это только слухи. На буровой людям скучно, у самих давно «не стоит», вот они тебя и дрочат!
Поэт его не слышал. Он только пожаловался ему на судьбу:
— А я такую глупость совершил, я её двух детей усыновил!
— Ну-у! Ты молодец! Ты отец — герой!
Раф очень боялся, что Поэт порешит в одночасье свою коханую «поэтессу». Ему, после убийства Пети из двустволки, всякие инциденты были ни к чему. Случай хотя и записали, как самоубийство,
Теперь, сразу после ходки «Урала» с дизтопливом, Поэт прибежал к Рафу и спросил:
— Вы мою жену не видели?
— Делать мне не хера, как за твоей женой следить!
Поэт сильно колотил жену после прелюбодеяния Бобра. Но самому Бобру ничего не предъявлял.
— А, может, вы её куда послали?
— Я тебя сейчас пошлю! И посылаю!
Но неугомонный Поэт примчался через полчаса, по третьему кругу, обследовав все вагончики. Чтобы умаслить начальника, он обратился к Рафу с элементом манипуляции его сознанием:
— Вот, вы человек умный! Говорят, километрах в пяти от буровой, есть брошенный сейсмиками вагончик полусломанный, может, жена там прячется?
— Так узнай, что ты у меня спрашиваешь?!
Дизелист поэт уже начал Рафу порядком надоедать. Но тот всё неуклюже пытался манипулировать:
— А может она у вас в шкафу прячется?
До этого Поэт проверил все шкафчики в вагончиках всего посёлка.
— Слушай! — не выдержал Раф, представивший, что дизелист проверяет у него шкаф на предмет нахождения в нём своей толстой жены. — Она в вагончике сейсмиков, в шкафу, ты не подумал об этом? — и уже испугавшись, что Поэт это воспримет, как руководство к действию, добавил. — Наверное, может быть, но весьма не достоверно!
Однако Поэт попёрся в этот вагончик без лыж, по насту. К вечеру, как всегда, поднялась метель, «низовик». Этот тип метели весьма неприятен тем, что поднимается всегда неожиданно. Нашли поэта через четыре дня. Песцы и его объесть не успели, белые медведи ещё не мигрировали со своего острова Врангеля. Нашли его целого, но замёрзшего в километре от буровой. Возможно, он уже слышал гул дизелей, но пройти последние сотни метров у него не было сил. Очевидно, он решил вздремнуть минут пятнадцать и заснул навсегда. Нашли его вертолётчики случайно. Им дано было распоряжение: «При подлёте к Воравейской осматривать окрестности — пропал человек! Но керосин зря не жечь, пропал давно!» На тягаче Поэта искали весь следующий день после его пропажи, тягач был «газушка», бензиновый. Искали, пока не кончился бензин. «Газушку» без топлива потом притащили трактором на буксире. В отчетах Раф писал, что дизелиста ищут. Реально все знали, что в такой мороз, в такой экипировке, он давно замёрз. Жена Поэта прилетела на буровую за его вещами. Хоронить она его не стала, но вещи забрала. Тетради со стихами она выбросила в угол вагончика, а ношеные рубахи и бельё прибрала. Хоронили поэта за счёт экспедиции. Когда его везли с вертолёта на холодный склад базы в кузове «Урала», в этом же кузове попутно ехали помбуры, до общежития-заезжей. Они потом рассказывали за распитием воркутинской водки, что сухощавое тело поэта громко стучало по дну железного кузова. Вся дорога была в ухабах, а тело усопшего было сильно проморожено и положено на дно кузова без подстилки, лишь укрыто брезентом. Потом родилось крылатое выражение, если предлагали пойти, допустим, на зимнюю рыбалку на дальнее озеро, или была какая-нибудь опасность, говорили:
— Я не хочу потом, как Поэт, стучать по кузову «Урала»!
Раф сильно мучился, особенно по ночам: «Выходит так, это я спровоцировал Поэта идти в этот полуразломанный вагончик!» Но свидетелей их разговора не было, а Раф, будучи, в общем-то, человеком неглупым, такого факта никому не сообщал. Он, наоборот, орал на всех:
— Я вам всем сколько говорю, что ходить по тундре, вне территории буровой строго запрещаю! Вот ваша территория: один гектар, дальше — ни шагу!
Буровики слушали его, молча курили, но, в душе думали:
— А как же охота, рыбалка?
Причём, никто, за исключением приезжих геофизиков, ни на какую охоту никогда не ходил. Если шло бурение, то все выматывались до такой степени на работе, что, придя с вахты и поев, валились, как снопы, спать. В тесной раздевалке-сушилке, спецодежда, развешанная помбурами, не успевала просыхать. На следующую вахту её вновь одевали, непросохшую, пропитанную нефтью и химреагентами. Последние — те немного подсыхали от влаги, а нефть высушить было невозможно. То и другое остро пахло техническим
— «Кирза-а-а»!!! Ещё раз приготовишь — полетит в «амбразуру»!
Искушённые поварихи никогда не предпринимали попыток повторить кулинарный опыт с кашей!
После макарон телогрейки не грели. Особенно отвратительно холодно было верховым рабочим. Эти помбуры сидели на самой верхотуре вышки и подавали или принимали трубы внутрь буровой, где трубы стояли стоя, как карандаши. В зависимости — спуск или подъём был по технологическому процессу. Не сказать, что спецодежду выдавали редко, и потому помбуры ходили в грязных растерзанных ватных костюмах и брезентухе. Давали и хлопчатобумажные костюмы. Но в них помбуры находились между вахтами, ходили в этой одежде в столовую или играли в карты. На выходные, в город поехать, в таких костюмах было невозможно. Для этих целей существовали брюки и свитера, которые ходили по кругу, от одного отгуливавшего к другому. Эти брюки принадлежали кому-то. Но, ещё задолго до отгулов, их выпрашивали у владельца. Бывали случаи, когда на отгулах брюки рвались, тогда конфликт был неимоверный. У верхового Бобра был свой свитер. Он его носил и на вахту, и на отгулы. Перед отгулами он его стирал, поэтому в последнюю вахту он выходил всегда в телогрейке без свитера, поддев хлопчатобумажную куртку на голое тело. Всю смену он размахивал руками, охватывая себя за плечи, и покряхтывал от холода, пока свитерок сушился в котельной. Не сказать, что это был шикарный свитер, какой-нибудь исландской шерсти. Так себе свитерок! Как говорят в народе — крапивный. Стоил он в магазине эквивалентно трём бутылкам водки. Только одежду в магазине покупали весьма редко. Это была просто религия какая-то. Её можно было бы назвать «антишопинг». Спросил как-то Раф помбура Васю:
— Чего ты себе куртку не купишь? Деньги-то хорошие зарабатываешь!
— Это если бы канадскую, или английскую! С двести восьмьюдесятью заклёпками… А так, что носить дерьмо, что все носят?!
Раф невольно подумал: «Откуда у него сведения о количестве заклёпок?» — но комментировать не стал.
Рано утром бурильщик Олег разбудил Рафа:
— Начальник, вставай! Инструмент совсем не идёт из скважины! Тяну уже на весь предел по индикатору веса. Заклинка глухая!
— Наверное, уронили чего? — «на прихват», спросонья начал обвинять бурильщика Раф.
— Да ничего не роняли в скважину, вот те крест! Помнишь, те тяжёлые низа, что ещё при Фархаде оставили на забое, а потом обурили другим стволом? Вот они, наверное, и выпали, клинят инструмент!
— Ты давай, иди, расхаживай инструмент, только с промывкой, а я пока чифирну!
Олег ушёл. Раф оставил себе тайм-аут поразмышлять над прихватом: «Такую аварию — или тянуть инструмент на весь запас его прочности, или отворачиваться и спускать забойные отбойники!», — размышлял Раф. Он знал, что отбойников на базе экспедиции нет, штука это дефицитная. Надо клянчить где-то в другой конторе. На это уйдёт много времени, которого бригаде и так катастрофически не хватает. По итогам, подведённым за первый квартал, они были на самом последнем месте. Последние полтора месяца тоже не прибавили темпа. Проанализировав все эти активы, Раф сказал сам себе: «Надо тянуть!» и пошёл на буровую. Дизеля издавали синкопический рёв, когда талевая система брала нагрузку. Олег насиловал лебёдку от души. Какие бы там ни были обстоятельства, авария была на его вахте, и он хотел любыми способами освободить инструмент. Раф подошёл к посту бурильщика, посмотрел, как пишет циркуляцию индикатор веса, как бесится верньер, и сказал: