Рыцарь чужой мечты
Шрифт:
С другой стороны…
А с другой стороны, эти две заполошные бабы, с которыми он проводит день за днем, совершенно не подозревая, что у каждой творится в душе.
Первая – жена, которая сначала выплевывает ему в лицо обвинения в том, что она постоянно одинока и жизнь ее похожа на инерционный процесс, приближающий ее к смерти.
Вторая – длинноногая секретарша, которую он всегда считал умной, скромной и ненавязчивой, – вдруг, оказывается, любит его!
Первая звонит второй, обвиняет, оскорбляет. Наверняка ведь оскорбляла девушку. Супруга если разойдется,
Вторая ее выслушала и обвинения отмела, не забыв упомянуть о чувствах своих. О чувствах, о которых он сам и не подозревал никогда.
Да ему и некогда, черт побери! У него дел невпроворот! Станет он отвлекаться на эмоции, которые разложил по семейным полкам давным-давно. Все ведь разложил: как и с кем должен жить и стариться, кого должен любить, о ком заботиться, когда время на это выхватывал из своего плотного рабочего графика. Каждая полочка была заполнена, аккуратно и бережно.
И тут вдруг оказывается, что на полках этих пыльная брешь, так? Он и не подозревал, а его туда мордой начали тыкать – в эту пыльную пустоту. И неприятно это, и саднит. А Ниночка его почему-то и за что-то любит.
А дальше-то что?! Что он станет делать с инерционным процессом, творившимся в душе его стареющей жены? Что станет делать с любовью своей молоденькой секретарши? Ему этого совсем не нужно! Ему нужно работать! Много работать, чтобы найти преступника или преступников, если их несколько. Найти их, а потом с чистой душой и просветленной совестью следует ехать в Москву, куда он ездит с отчетом каждый месяц восьмого числа.
Ехать следует в отутюженном костюме, белоснежной сорочке, начищенных ботинках. И приготовить все это добро следует его жене, а не романтически настроенной девчонке.
А жена бесится! А секретарша плачет!
– Ох, господи! – Виктор Иванович в ярости смахнул все бумаги со стола на пол и что есть сил шарахнул кулаками по столу.
Сбесились бабы!!! Словно сговорились свести его со свету! Творят что хотят, а ему с ними разбирайся. Нет у него на это времени, нет! И желания, что главное, – тоже нет!
Он сейчас созвонится с Гришиным, узнает, как продвигается его расследование. Потом поедет в больницу к Ирине и постарается узнать, что явилось причиной ее недомогания. Все же хочется увериться в том, что она не стала жертвой очередного отравления. А потом…
Потом ему очень хотелось бы вернуться в свой уютный дом. Надвинуть на ноги любимые старые тапки. Принять душ, облачившись в толстый домашний халат. Поужинать сытно и вкусно картошкой с мясом или котлетами. Сесть перед телевизором, повозиться с ребенком, профессионально выведав у него все его милые, наивные секреты. Жена тоже пускай будет при этом, хотя и зол на нее. Но без нее как-то привычной картинки семейного бытия не складывалось. Она должна была быть, черт побери! Пускай хлопочет на кухне, пускай у гладильной доски или с журналом в кресле пусть сидит, ее право. Но пусть она будет в его жизни, безо всякой там неожиданно обнаружившейся холодности и черствости!
Может, цветы ей купить сегодня, а? Цветы и… Что еще можно? Духи, во! Нет,
Он и в самом деле давно ей ничего не покупал. Все ведь некогда. Часть ее упреков все же справедлива, спорить сложно.
– Михаила Семеновича нет, – пропела секретарша Гришина приятным голосом.
– А где он? Когда будет? – прицепился к ней Виктор Иванович, представившись.
Цеплялся, а сам злорадно думал: интересно, а гришинская секретарша тоже влюблена в своего начальника или как? Тоже плачет ночами в подушку и объясняется с его женой? Вряд ли. Гришин – он же еще тот ходок. У него все много проще. Не особо он станет тревожиться тем, отчего в душе его жены холодно и черство и с чего это вдруг его секретарша начинает путать в словах буквы. Рявкнет, лишит премии, и дело с концом. Бабы все по своим местам и рассредоточатся. А у него…
– Михаил Семенович на происшествии, Виктор Иванович, – мяукнула секретарша Гришина. – Когда будут, не знаю.
– Вы передайте, что я ему звонил. Если не найду его сегодня, утром пусть ждет меня в гости.
Гришин, стало быть, на происшествии. Что-то снова стряслось в их большом городе. А могло и не случиться. Могло у Гришина случиться неожиданное окно, и он теперь тискает на какой-нибудь съемной квартире грудастую тетеху и головы не ломает над тем, как ему распорядиться неожиданно открывшимися чужими чувствами. Н-да…
– Нина, я отъеду ненадолго, – ровно, без чрезмерной сухости отрапортовал Виктор Иванович, выходя в приемную. – Если что-то срочное, разыщи меня по мобильному. Письма все отправила?
– Да.
Ниночка упорно игнорировала его взглядом, бесцельно перебирая клавишами клавиатуры.
– Молодец, что отправила, – чуть резче, чем бывало раньше, похвалил он ее и вышел из приемной.
Черт! Видимо, и правда придется с ней расстаться, хотя и жаль. Ну а как работать в таких условиях?! Она будет киснуть, нос вешать, а ему придется голову ломать: из-за любви своей неразделенной или еще из-за чего приходит на работу его секретарша с покрасневшими от слез глазами.
Жена тоже хороша, расстроила девчонку. А ему ведь так и не позвонила. Затаилась, наверное. Ждет, что он станет распекать ее за звонок его секретарше. Она тогда прицепится к тому, что он за Ниночку заступается. А он не станет вовсе жену распекать. Просто позвонит ей сейчас и попросит пирогов на ужин, вот!
– Пирогов?! – Голос у жены звучал глуховато и растерянно. – Каких пирогов, Витя?!
– Пирогов хочу, милая, с рисом и яйцами, они у тебя прелесть просто. И кстати, совсем забыл, что там у тебя с миксером стряслось?
– Сгорел. – Ему почудилось, будто жена ахнула едва слышно. – А что?
– Ничего, новый сегодня куплю. Какую фирму предпочитаешь?
– Все равно, Вить, – произнесла она после паузы, наверняка заполненной ее размышлениями на тему: что вдруг могло стрястись с ее мужем? – Слушай, а с капустой делать пирожки?