Рыцарь Хаген
Шрифт:
Хаген замер в ожидании.
Помедлив, король продолжал:
— У меня… есть свои причины знать, что ты думаешь о своем походе, — Он бросил пристальный взгляд на Гизелера, — Ты мог бы сказать, что в стране царит порядок, — если отбросить в сторону твои… предчувствия?
Хаген задумался:
— Пожалуй, да.
— Тогда все в порядке, — неожиданно возбужденным тоном продолжал Гунтер, — Покидая страну, король должен быть уверен, что ничего не случится. Я собираюсь в поход и думаю, что продлится он даже дольше, чем шестьдесят дней.
Гизелер
— Я давно уже вынашивал эту мысль, и теперь мирный договор с Римом и наступление весны дают мне благоприятный повод наконец осуществить ее.
— Договор с Римом! — не выдержал Гизелер. — Этот пакт принесет нам беду, а не мир!
Гунтер не обращал на него внимания.
— Я отправляюсь в поход на север и прошу тебя, друг Хаген, сопровождать меня. Ты сможешь побывать на родине: мы доберемся до Тронье, а оттуда тронемся дальше.
— Дальше? Но севернее Тронье, кроме песцов и волков, нет никого и ничего.
— Исландия.
— Исландия!
Гунтер кивнул:
— Путь предстоит долгий, но на быстром корабле и с хорошим штурманом мы преодолеем его до зимних холодов.
— Может быть. Но что тебя так привлекает в Исландии, если ты готов идти на такие жертвы? Разумеется, мой король, я отправляюсь с тобой, раз ты этого желаешь…
— Да, желаю. — Это был приказ.
Ни один из присутствующих не произнес ни слова. Лишь на лице Гизелера отражалось нескрываемое возмущение.
— И какова же цель путешествия? — поинтересовался Хаген.
Гунтер улыбнулся:
— И король может испытывать земные чувства, дружище Хаген. Сейчас, когда в стране впервые за долгие годы наконец воцарился порядок, я хочу подумать и о себе. — Он глотнул вина. — Я решил жениться.
Хаген уставился на него, едва не разинув рот.
— Ты хочешь вовсе не этого, — уверенно заявил Гизелер. — На самом деле…
— Молчи! — рявкнул Гунтер. — Вижу, ты еще не дорос, чтобы отдавать себе отчет в том, о чем болтаешь.
— Однако дорос, чтобы посоветовать родному брату не лезть на рожон. В Бургундии достаточно благородных девиц, и любая многое отдала бы, чтобы стать твоей женой. Ты можешь выбирать из сотен невест.
— Мой выбор сделан уже давно, — В голосе Гунтера звучала непоколебимая твердость, — И я достаточно долго ждал подходящего момента.
— Я… не понимаю, — пробормотал Хаген.
— Впрочем, как и мы все, — фыркнул Гизелер. — Я всегда думал, что ребенком здесь считают меня, но мой братец…
— Все еще твой король, Гизелер, — угрожающим тоном перебил его Гунтер, — Или мне стоит напомнить тебе об этом?
— Не стоит. Скорее я должен напомнить тебе, что ты несешь ответственность за всю Бургундию, брат. Не только за этот город — за целую империю. Твоя жизнь не принадлежит тебе одному, и ты не имеешь права ставить ее на карту ради какой-то химеры!
— Брунгильда не химера! Она существует, и я стану ее освободителем.
— Брунгильда! — Если бы в этот момент случилось землетрясение, Хаген был бы поражен не меньше, —
Гунтер решительно кивнул:
— Хочу и получу.
— Но это невозможно, пойми же, — не унимался Гизелер. — Никто ее не видел… — Он умоляюще взглянул на Хагена. — Скажи ему, дядя Хаген! Если он кого-то и послушает, то только тебя! Скажи ему, что нет никакой Брунгильды. Он гонится за химерой.
Хаген подавленно покачал головой:
— Боюсь, ничего не получится, Гизелер.
«Почему бы этого и не сделать? — лихорадочно думал Хаген, — Почему бы не солгать единственный раз — быть может, это последний шанс предотвратить безумную затею Гунтера».
Но он поклялся служить королю верой и правдой — так же как до этого его отцу. Он не сможет жить с этой ложью.
— Брунгильда существует, и было бы откровенной ложью утверждать, что это не так, — грустно промолвил он. — Мне очень жаль, Гизелер, — Он повернулся к королю: — Но Гизелер прав — взять ее в жены нереально.
— Почему же? — взвился Гунтер, — Я король и равен ей по крови, а то, что о ней рассказывают, меня не пугает, — Он с вызовом уставился на Хагена и, внезапно сжав кулак, с такой силой ударил по столу, что его бокал опрокинулся. Вино, словно пролитая кровь, закапало на пол. Хаген содрогнулся, — Мне не по нраву, что со мной здесь разговаривают как с неразумным ребенком из-за того лишь, что я единственный раз подумал о себе, а не о королевстве. Бургундия! Бургундия — это я! И я не собираюсь ни перед кем отчитываться в своих решениях.
Хаген был обескуражен: подобного взрыва он не ожидал от Гунтера.
— Брунгильда, — пробормотал он, — Почему именно она? То есть… Ты хорошо обдумал свое решение?..
— Да, обдумал, — оборвал его Гунтер.
— Я и не собираюсь его оспаривать, — невозмутимо продолжал Хаген, — Но до сих пор никто из тех, кто отправился за ней в Исландию, не вернулся.
— Хаген прав, — вмешался Гизелер. — Если она и существует — хотя я в это все равно не верю, — то ни один смертный не способен помериться с ней силами. Она тебя убьет, как и всех остальных, кто пытался это сделать. Ведь она ведьма.
Хаген согласно кивнул:
— Говорят, сам Один дает ей магическую силу.
Лицо Гунтера омрачилось. Рука потянулась к серебряному кресту, висевшему на цепи поверх мантии.
— Чушь! Один! Колдовство! Я не желаю слушать эти языческие бредни! Решение принято. Как только растает снег, я отправляюсь в поход. И ты, Хаген, идешь со мной. Сотня лучших воинов будет нас сопровождать. — Он злобно рассмеялся: — Посмотрим, чего стоят силы Одина против ста бургундских клинков.
Хаген промолчал. Гунтер оскорбил богов — и не важно, существовали они или нет: он был не прав. Но протестовать не имело смысла: король разгневается еще сильнее. Слишком долгим был поход Хагена. Если бы он был здесь в тот момент, когда Гунтера осенила эта безумная идея, — быть может, ему и удалось бы что-то изменить. Теперь было уже поздно.