Рыцарь и буржуа
Шрифт:
После такой дрессировки послушание у спартиатов должно было не только быть беспрекословным, но и служить предметом гордости. «В других городах, — писал Ксенофонт, — могущественные люди не желают даже, чтобы думали о них, что они боятся своих начальников и считают это неблагородным признаком. В Спарте лучшие и высшие люди особенно покоряются начальникам и гордятся своей покорностью, и, когда их зовут, они не идут медленно, а бегут...» (VIII, 2). «Ведь у вас — хотя вообще-то ваши законы составлены надлежащим образом, — говорит Платон [Точнее, Афинянин, излагающий в «Законах» взгляды автора], обращаясь к представителям Крита и Спарты, — в особенности превосходен один закон, запрещающий молодым людям исследовать, что в законах хорошо и что нет, и повелевающий всем единогласно и вполне единодушно соглашаться с тем, что в законах все хорошо...» (634 d — e). Мнение, поистине любопытное в устах человека, который хотел бразды правления
Если о красоте спартанец не заботился, то забота о физической силе и ловкости стояла у него на первом месте. Этому должны были способствовать брачные и внебрачные союзы, в которых оба партнера хорошо подходили бы друг другу по своим физическим качествам, союзы, подчиняющиеся соображениям евгеники. Силу и ловкость развивали физические упражнения. Военной закалке служила охота на диких животных, а также на заподозренных в мятежных настроениях илотов. Допускалось тренировать хитрость ловкими кражами, хотя за неудачную кражу наказывали. Физическая культура, как известно, была обязательна и для женщин, которые принимали участие в состязаниях наполовину обнаженными. Чрезмерная свобода женщин осуждалась Аристотелем. «Законодатель, желая, чтобы все государство в его Целом стало закаленным, вполне достиг своей цели по отношению к мужскому населению, — писал он в «Политике», — но пренебрег сделать это по отношению к женскому населению: женщины в Лакедемоне в полном смысле слова ведут своевольный образ жизни и предаются роскоши» (1269 b). «Когда же Ликург, по преданию, попробовал распространить свои законы и на женщин, они стали сопротивляться, так что ему пришлось отступить» (1270 а).
Нагота спартанок, которую пытался оправдать почитатель Спарты Руссо, как известно, не шокировала греков. Наложение табу на наготу приписывается обычно культурам Востока. Стоит, однако, напомнить, что Одиссей, проснувшись в стране феакийцев и увидев Навсикаю со служанками, тут же «покрытых листами // Свежих ветвей наломал, чтоб одеть обнаженное тело» (Од., VI, 128-129); когда же служанки предложили смыть с него тину и грязь, он отказался от их услуг: «Перед вами купаться не стану я в светлом потоке; // Стыдно себя обнажить мне при вас, густовласые девы» (VI, 221-222).
Суровость спартанского воспитания не исключала развлечений в перерывах между военными походами. Устраивались празднества по случаю жертвоприношений, состязания в беге. Издалека приезжали музыканты, показывали свое искусство скоморохи Подробнее пишет об этом У. Виламовиц-Меллендорф: Wilamowitz-Moellendorf U. Staant und Gesellschaft der Griechen und Rцmer. Berlin, Leipzig, 1923, S. 85.. Но если речь идет о собственном художественном творчестве, музы не были благосклонны к государству с такими порядками. Тиртей, который прославлял боевые подвиги лакедемонян и воодушевлял их на битву, был родом не из Спарты. В искусстве Спарта поощряла прежде всего хоровые песни. Платон, одобряя их как орудие воспитания, оговаривался, однако (в соответствии со своими представлениями о Спарте, как я полагаю), что в его идеальном государстве «никто не осмелится воспевать презренную музу, не получившую одобрения стражей законов... Допускаются лишь сочинения в честь богов, признанные священными, и хвалы либо порицания, составленные добродетельными людьми, поскольку будет признана их сообразность» (829 d — e). На похвалах и порицаниях строилось все воспитание; с ранних лет на граждан воздействовали системой наказаний и поощрений. Согласно Плутарху, наказывающий подвергался наказанию сам, если переусердствовал или был недостаточно строг.
Дисциплинированность, умение переносить боль, пренебрежение к смерти (умершего родственника разрешалось оплакивать только 11 дней), необходимая на войне способность быстро принимать решения, скромность, некорыстолюбие, а прежде всего мужество — вот чего требовали от спартанца. «В Лакедемоне, — писал Ксенофонт, — всякому гражданину стыдно сидеть за обедом рядом с трусом или бороться с трусом в палестре» (IX, 4). На праздничных хорах трусу отводится самое непочетное место; он должен вставать даже перед младшими; «он не может... подражать хорошим гражданам, в противном случае подвергается ударам от лучших граждан» (IX, 5). Стремление к совершенству под надзором государства, считал Ксенофонт, дает превосходные результаты: ведь в Спарте наказывают уже и за то, что кто-то не старается быть лучшим (X, 5).
Воспитанию граждан служили и общие трапезы — обычай, который способствовал упрочению стиля военно-лагерной жизни. Были они довольно скромными: обязательная мясная похлебка и кое-какие съестные припасы, принесенные некоторыми сотрапезниками. Укрепляя сплоченность спартиатов, эти трапезы, однако, ослабляли семейные узы наряду с воспитанием детей вне дома и супружеской неверностью, совершенно легальной при условии,
Финансовая политика Спарты служила ее изоляции от остального мира и созданию таких условий, при которых граждане не могли бы разбогатеть. Как уже говорилось, спартиатам запрещалось иметь золото и серебро. Эти запреты соблюдались с помощью доносов и обысков. Железные монеты, имевшие хождение внутри государства, были бесполезны за его пределами, что делало путешествия невозможными. К тому же, замечает Ксенофонт, пронести монеты в дом нельзя было втайне от домочадцев: весили они столько, что потребовалась бы целая повозка (VII, 5).
Платон не хотел до такой уж степени закрывать двери перед чужеземцами, но, по образцу Спарты, в его идеальном государстве, «кто не достиг сорока лет, тому вовсе не разрешается путешествовать куда бы то ни было. Затем вообще не разрешается никому путешествовать по частным надобностям, а только по общегосударственным» (950 d), причем посылать за границу можно лишь таких граждан, которые по возвращении на родину «укажут молодым, что законы, определяющие государственный строй иных государств, уступают нашим» (951 а). Привезенные из путешествия чужеземные деньги должны быть сданы государству в обмен на местные (742 b).
Мы описали здесь основные черты образца спартанца; некоторые из них, по-видимому, воплощались в жизнь, другие лишь постулировались. Воссоздавая их, мы предоставили голос по большей части почитателям Спарты, ведь именно к ним следует причислить Ксенофонта, Платона или Плутарха. Теперь дадим слово критикам, хотя бы для того, чтобы удостовериться в верности нарисованного нами образа.
Если речь идет о полноправных гражданах Спарты, то есть о так называемых «равных», то их равенство ставилось под сомнение Аристотелем. Правда, землю нельзя было ни покупать, ни продавать, но можно было ее дарить и завещать. В результате земельная собственность сосредоточилась в руках немногих, причем, согласно Аристотелю, почти две пятых всей земли оказались в руках женщин (1270 а). Они же владели драгоценными металлами, так как запрещение иметь золото и серебро относилось только к мужчинам. «В руках у женщин, ты знаешь, наибольшие деньги», — говорит царь Агис в драме Ю. Словацкого «Агесилай»; а об Агисе горожанин говорит так: «Нужны ему деньги — должен просить их у матери» См.: Sіowacki J. Agezylausz. — Dzieіa. Wrocіaw, 1949, t. 9, s. 124, 126.. Равенство спартиатов оборачивалось равенством, провозглашенным на Ферме Животных в одноименном романе Дж. Оруэлла: «Все животные равны, но некоторые равны более других». Что же касается бесчестия, которое навлекало на себя обладание золотом и серебром, то некоторые историки полагают, что спартанцы умели размещать деньги за границей Walter G. Les origines du communisme. Paris, 1931, vol. 2, par. 2, en. 2..
Аристотеля не удовлетворял также институт эфоров и герусия. Способ избрания эфоров не гарантировал, по его мнению, выбора наилучших, достойных предоставленной им власти. Эфоры в Спарте «могут жить слишком вольготно, тогда как по отношению к остальным существует скорее излишняя строгость, так что они, не будучи в состоянии выдержать ее, тайно и в обход закона предаются чувственным наслаждениям» (1270 b). Неладно обстояло дело и с властью геронтов, считает Аристотель. Пожизненная власть снижает ответственность, а управление не на основании писаных законов, но по собственному усмотрению чревато серьезными опасностями. Особое беспокойство вызывало у Аристотеля влияние женщин, столь характерное, по его мнению, для общества, устроенного по военному образцу: ведь Apec в мифологии недаром сочетается с Афродитой (1269 b). Этот общий закон (который нуждается в проверке) можно было бы объяснить так: мужчины, постоянно рискующие жизнью на войне, особенно склонны к амурам, что позволяет женщинам оказывать влияние на ход государственных дел. Но все это спорно: ведь у воинственных племен, как известно, положение женщины особенно незавидное.