Рыцарь и буржуа

Оссовская Мария

При воссоздании биографии Франклина самое трудное — отбор фактов, настолько богата событиями его жизнь. У нас на глазах Франклин превращается из молодого, жаждущего знаний типографского ученика в великого государственного деятеля и мудреца, блистающего в парижских салонах.

Как мы уже говорили, Франклин постоянно занят совершенствованием себя самого и своего окружения. Любому теоретическому знанию он немедленно находит практическое применение. Если печи дымят, он тут же задумывается над тем, как помочь делу. Увидев заваленные мусором улицы Лондона, предлагает проект их рациональной уборки. После поездки морем во Францию пишет записку об усовершенствовании навигации. Расточительство свечей, замеченное им в Париже, побуждает его написать «Экономический проект», который он посылает в редакцию одной из газет. Здесь он подсчитывает, сколько сэкономили бы парижане

на свечах, если бы захотели вставать с восходом солнца. Знаменитые исследования Франклина в области электричества своим практическим результатом имели, в частности, громоотвод и конденсатор. Занимаясь большими делами, он никогда не теряет из виду малейших подробностей. В завещании он считает себя вправе оставить крупную сумму на общественные нужды, а не семье, коль скоро сам он ничего не получил от отца. Завещая деньги на реализацию долгосрочных планов, он не забывает отметить, что мраморная плита на его могиле должна быть размером шесть футов на четыре, и сам набрасывает лаконичную эпитафию.

Самые полные издания сочинений Франклина насчитывают 10 томов. Сюда входят: особенно ценная для нас автобиография Франклина, доведенная, к сожалению, только до 1757 г., политические мемориалы, экономические проекты, моральные наставления, рационализаторов идеи, охватывающие чуть ли не все отрасли производства, и сотни писем. К этим письмам прибавились найденные Б. Феем, французом, который в 1929 г. издал посвященную Франклину монографию. Мы отмечаем национальность автора, поскольку она свидетельствует о неослабевающем во Франции интересе к Франклину. Автобиография Франклина также впервые увидела свет в Париже и лишь затем — в Соединенных Штатах, стране, в истории которой Франклин оставил заметный след, активно участвуя в редактировании ее конституции и дав ей образец «человека, обязанного всем себе самому».

Франклин, происходя сам из мелкобуржуазной среды, в своих житейских поучениях обращался прежде всего к ней. В то время как Франсуа Аруэ именовал себя де Вольтером, Франклин не предъявлял каких-либо притязаний на подобного рода титулы и до конца своей жизни гордился тем, что его отец вытапливал свечи, «Земледелец на своих ногах выше дворянина на коленях», — писал он в «Альманахе бедного Ричарда». Когда в Париже его спросили, кем он желал бы именоваться, он ответил, что приятней всего ему было бы, если бы его называли доктором, как человека ученого — выбор, характерный для его иерархии ценностей. Против наследования привилегий и почестей он высказывался неоднократно. Положение в обществе должно — по его мнению и по мнению других буржуазных идеологов — определяться личными заслугами. А если уж за заслуги других членов семьи и полагаются почести, то скорее родителям за заслуги детей, которых они воспитали. Сочувствие к передовой мысли проявилось и в заботливом отношении Франклина к Т. Пейну. Действительно, среди корреспонденции Франклина мы находим теплые письма, рекомендующие близким в Америке автора книги «Здравый смысл» как «способного и достойного молодого человека» Franklin В. The life of Benjamin Franklin, written by himself. Philadelphia, 1893, vol. 2, p. 248, 354; vol. 3, p. 371.. В некоторых кругах Франклина одно время считали даже автором этой книги.

К. Маркс отмечал приоритет Франклина в ряде случаев. Его идеями воспользовался, по мнению Маркса, Мальтус. Кроме того, Франклин был «одним из первых экономистов, который после Уильяма Петти разглядел природу стоимости» и говорил о труде «как субстанции стоимости всех вещей». Франклину также принадлежит верное определение человека как «животного, производящего орудия» Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 60..

Перейдем теперь непосредственно к воссозданию личностного образца, который Франклин рекомендовал своим соотечественникам.

Жизненную установку человека, который «всем обязан себе самому», характеризует «посюсторонняя» устремленность его притязаний и трезвость ума. Взгляд его не устремлен в мир иной — не для него он трудится и не от него ожидает помощи. «На бога надейся, а сам не плошай», «береженого бог бережет», — гласят афоризмы Франклинова календаря. Успеха нужно добиваться здесь, на этой земле, а то, что человек сам кузнец своего счастья, что он не обязан им каким-либо унаследованным привилегиям, должно для него быть источником особого удовлетворения.

Добродетель следует измерять полезностью. Не нужно самоотречения, от которого никому нет пользы, не нужно бесполезного умерщвления плоти. Здесь как бы слышен голос Дэвида Юма, который, как известно, резко осуждал любые проявления аскетизма,

утверждая, что они пригодны лишь для того, чтобы вконец испортить характер. В лекции на тему «Самоотречение не есть сущность добродетели», прочитанной в масонской ложе в 1735 г., Франклин доказывал, что заслуга человека не уменьшается от того, что он делает что-либо без усилия, и что справедливость, милосердие или умеренность останутся добродетелями независимо от того, каким образом они проявляются — в соответствии со склонностями человека или вопреки им. Тот, кто поступает безумно — говорил он, имея в виду различные проявления аскетизма — лишь потому, что это противоречит его наклонностям, должен быть назван безумцем См.: Fay B. Franklin, the Apostle of Modern Times. Boston, 1929, p. 164.. В этом же направлении пойдет позднее Гельвеций, пытаясь разорвать связь между добродетелью и самоотречением и вывести добродетель из человеческих страстей, будучи, впрочем, убежден, что добродетель, основанная на самоотречении, ненадежна: ведь тому, кто должен постоянно бороться с самим собой, грозит поражение («Об уме». Рассуждение III). Как известно, совершенно иначе смотрел на это представитель немецкого Просвещения Кант, хотя и Кант, и Франклин в детстве были связаны с одинаково ригористическими сектами: семья Канта находилась под влиянием пиетистов, семья Франклина была пресвитерианской. У Канта нравственного одобрения заслуживают лишь те поступки, которые требуют от человека как раз преодоления некоего внутреннего сопротивления; а значит, Кант был очень близок к тому безумию, о котором говорил Франклин. В лице Франклина человек Просвещения и «деловой человек» преодолели пуританские традиции.

В «Автобиографии» Франклин вспоминает, что он хотел написать трактат, в котором бы объяснялась и развивалась следующая мысль: «порочные деяния не потому вредны, что они запрещены, но они потому и запрещены, что вредны», следовательно, «каждый должен быть заинтересован в том, чтобы быть добродетельным, если он желает быть постоянно счастливым даже в этом мире» (с. 489). Добродетель окупает себя; «честность — вот лучшая политика» — это особенно должен был подчеркивать такой человек, как Франклин, который всегда и прежде всего был наставником, стремившимся приохотить людей к добродетели.

Утилитаризм, характерный для этики Франклина, проявлялся и в его отношении к религии. Он стал отходить от нее уже на шестнадцатом году жизни, как признает сам в автобиографии. Но все же определенные убеждения, которые помогают человеку жить, он советовал сохранить. Не отрицая, что материалистические воззрения могут оказаться более истинными, он тем не менее считал полезным — в соответствии со взглядами тогдашних деистов — верить в бессмертие души, а также в бога, который печется о мире, наказывает и награждает людей при их жизни или же после смерти. От всяких религиозных обрядов сам Франклин держался на расстоянии, а по отношению к духовным особам позволял себе смелые колкости. Выполнение религиозных обрядов он предоставлял женщинам и даже, как мы увидим, в своих письмах из Англии к дочери рекомендовал им соблюдать эти обряды.

В известном замечании Маркса в «Капитале» о том, что кредит можно рассматривать как политико-экономическую оценку нравственности человека, уловлено нечто чрезвычайно существенное для характеристики того образца, которому Франклин рекомендовал подражать. Ведь кредит у него выступает как своего рода мерило добродетели, и не напрасно некоторые теоретики считали, что его идеал — это человек, заслуживающий кредита .

Открыв писчебумажную лавку, Франклин, по его собственным словам, вел себя следующим образом:

«Для того чтобы обеспечить мой кредит и репутацию как торговца, я старался не только быть трудолюбивым и бережливым в действительности, но и избегать всякого внешнего проявления противоположных качеств. Я одевался просто, и меня никогда не видели в местах праздных развлечений. Я никогда не занимался ужением рыбы или охотой; книга, правда, иной раз отрывала меня от моей работы, но это случалось редко и оставалось незамеченным, так что не вызывало сплетен. Чтобы показать, что я не брезгую своим делом, я иногда привозил домой бумагу, купленную мной в магазине, на тачке. Я слыл трудолюбивым и преуспевающим молодым человеком, аккуратно платящим по счетам. Купцы, ввозившие канцелярские принадлежности, просили у меня заказов; другие предлагали снабжать меня книгами, и дела мои шли прекрасно» («Автобиография», с. 474).