Рыцарь Курятника
Шрифт:
— Ах, да! — согласились со вздохом остальные танцовщицы.
— Но у нее есть уже враги.
— Естественно, начиная с Морпа, который сочинил очень смешную эпитафию на смерть ее матери. Эта эпитафия стоила Морпа поста морского министра, которого он лишился.
— Милостивые государыни, — сказал Дюпре, — все это прекрасно, но время проходит, а репетиция стоит. Ну, дети, по местам!
Музыканты стали перед своими пюпитрами, кордебалет отодвинулся в глубь сцены.
— Когда поднимается занавес, — сказала Сале, — я лежу на этой дерновой скамье…
— Да, — подтвердил
— Но в вашем дерне есть гвозди, — возмутилась Сале, — они разорвали мне юбку.
— Ее зашьют… По местам! По местам!
Сале томно растянулась на дерновой скамье, стараясь не попасть на гвозди.
— Я вхожу с левой стороны, — сказал Новерр.
— Да. Ты — пастух, входишь и сначала не видишь спящую пастушку… Ты задумчив, печален, уныл. Руки твои повисли, голова опущена — это изображает горе… Вдруг ты замечаешь ее — выражение удивления… Ты смотришь на нее — выражение восторга… Любовь пронзает тебе сердце… И тут ты видишь другую пастушку, которая подходит с противоположной стороны. Входите, Камарго!.. Ты и ее также находишь прелестной, ты в восторге. Твоя пантомима должна понятно объяснять, что ты чувствуешь… Ты понимаешь? Этот пастух, находящийся между двумя такими хорошенькими, такими привлекательными женщинами… которую полюбить? Ситуация бесподобная! Камарго входит и не видит тебя… она смотрит на зеленые листья на деревьях…
— Снимите гарь со свечки! — закричал Новерр. — Мне сажа падает на голову!
— Ты находишь их прелестными — не забывай этого!
— Мне стоит только взглянуть на этих дам, чтобы вспомнить это, — сказал Новерр, отирая голову, на которую действительно упала сажа со свечи.
— Итак, ты колеблешься, — продолжал Дюпре. — Когда ты чувствуешь влечение к одной, ты должен сделать глиссад, потом пируэт, выражающий влечение к другой. Вы поняли? Теперь начнем.
— А я разве не вхожу? — спросила Аллар.
— Входите. Вы богиня Фортуна. Вы наклоняете весы до тех пор, пока Амур не войдет с противоположной стороны.
— Амур — это я! — сказал Гардель. — У меня будут великолепные крылья.
— А у Аллар — бесподобные бриллианты.
— Пусть она напишет Рыцарю Курятника, чтобы он возвратил ей ее бриллианты! — предложил Новерр, смеясь.
— Напрасно мы не спросили их у него, когда он принес нам розы…
— Действительно, — сказала Сале. — Ведь это было у вас!
— Да, в ту ночь, когда бедная Сабина, дочь Даже, была ранена почти под самыми моими окнами!
— Вы помните?
— Помню ли! Я, кажется, вижу еще бедняжку, всю в крови.
— Кстати, о Даже, — сообщил Новерр. — Вы знаете, его семейство прямо преследуют несчастья. После случая с дочерью, которую чуть не убили, и которая только что выздоровела, вдруг исчезла невеста его сына — думают, что она убита.
— Вы знаете эту молодую девушку, Новерр? — спросила Камарго.
— Я ее знал лучше Новерра, — отозвался Дюпре, — ведь я был ее учителем танцев.
— Вы учили ее танцевать?
— Когда учил Сабину. Мой старый друг Даже просил меня давать уроки его дочери, а так как Нисетта
— Вы знаете подробности об исчезновении и смерти этой девушки?
— Да, но я расскажу их после репетиции.
— Нет, нет, сейчас!
— После!
— О! Когда я растревожена, озабочена, я не могу танцевать, — закапризничала Камарго.
— И я тоже, — поддержала ее Сале.
— Рассказывайте скорее, Дюпре! — воскликнула Аллар.
— Рассказ будет недолгим, — начал Дюпре, — притом, если я забуду что-то, Новерр поможет мне. В ночь большого маскарада в ратуше, на котором присутствовал король…
— Я была одета гречанкой, — перебила Камарго.
— А я — китаянкой! — прибавила Сале.
— Ну так вот, в ту ночь Нисетта и Сабина возвращались со своими братьями, Роланом и Жильбером домой. Но когда они доехали до пересечения улиц Сен-Дени и Ломбардской, им вдруг пришлось остановиться из-за потешного огня. Люди, которые развлекались, перепрыгивая через него, не захотели их пропустить. Ролан и Жильбер вышли из кареты, чтобы расчистить путь, а лошади понесли, закусив удила.
— А девушки остались в карете одни? — спросила Аллар.
— Да. В каком направлении уехала карета — так и не смогли узнать. Ролан и Жильбер целую ночь разыскивали ее — и не нашли. Утром Сабина вернулась к отцу. Она была бледна и едва держалась на ногах. Одежда ее была запачкана и изорвана…
— Бедняжка! — воскликнули в один голос Камарго и Сале.
— Она рассказала, что от быстрого бега лошадей у нее закружилась голова. Она успела открыть дверцу и выскочила из фиакра. Упав, она потеряла сознание… Опомнившись, Сабина собрала все свои физические и моральные силы и вернулась домой. Она думала, что кучер сумел наконец остановить лошадей, и что Нисетта тоже вернулась, но та не возвращалась.
— Целую неделю, — прибавил Новерр, — разыскивали карету, но не смогли найти.
— И Нисетта не вернулась? — спросила Аллар.
— Нет.
— Что же с ней случилось?
— Она утонула. По крайней мере, так думают, и это почти точно. Через девять дней после ее исчезновения один моряк, проплывая под мостом Нотр-Дам, почувствовал, что его лодка наткнулась на что-то жесткое. Он остановился, друзья помогли ему и вытащили из воды фиакр. Обе лошади были еще в упряжке. Внутри кареты нашли труп женщины. На этой женщине, совсем обезображенной долгим пребыванием в воде, была одежда, в которой Нисетта была на бале в ратуше.
— Стало быть, это была она, — сказала Камарго.
— Точно неизвестно, но все заставляет думать, что это так.
— А кучер?
— Его труп нашли возле Нового моста — он был унесен течением.
— Как это ужасно! — проговорила Сале.
— А Сабина? — спросила Камарго.
— Она опять заболела, и думают, что она сойдет с ума.
— Кошмар!
— А бедный Ролан в таком отчаянии, что хочет пойти в солдаты, — прибавил Дюпре.
— Чтобы его убили на войне.
— Несчастные! — воскликнула Аллар.