Рыцарь, совершивший проступок
Шрифт:
Когда Ланселот проснулся, все увидели, что глаза его прояснились. Но состояние разума явно оставалось прежалостным. Впрочем, по всем признакам он ожидал от них спасения.
Проснувшись в следующий раз, он сказал:
— А, Господи Иисусе! Как очутился я здесь?
В ответ он услышал обычные речи о том, что ему следует отдохнуть и не разговаривать, пока он не наберется сил, и подобные этим. Доктор махнул рукой Королевскому Оркестру, который немедля грянул «Мать благая Иисуса», ибо книга доктора Варфоломея рекомендовала ублажать умалишенных инструментальной музыкой. Все с надеждой глядели на Ланселота, желая
Элейна положила руку ему на лоб, заставив лечь.
— Вы забрели сюда в безумии, — сказала она, — и ни одна живая душа не знала, кто вы.
Ланселот повернул к ней недоумевающий взор и потерянно улыбнулся.
— Я себя выставил на посмешище, — сказал он. Позже он спросил:
— А многие видели меня, пока я оставался безумным?
22
Тело Ланселота сквиталось с его разумом. Две недели он пролежал в верхнем покое башни, и каждая его косточка болела, между тем как Элейна старалась ему не досаждать. Теперь он был в ее власти, она могла день и ночь ухаживать за ним. Но что-то, присущее ее душе, — достоинство ли, гордость, щедрость, застенчивость, или нежелание быть надоевшей, — спасало его. Она навещала Ланселота не чаще одного раза в день и ничего от него не требовала.
Настал день, когда он задержал ее, уже уходившую. Одетый по-домашнему, он сидел, мирно сложив на коленях руки.
— Элейна, — сказал он, — я думаю, нам следует обдумать, как быть дальше.
Она молча ждала приговора.
— Я не могу вечно здесь оставаться, — сказал он.
— Вы знаете, что вам здесь рады, и что вы можете пробыть здесь так долго, как захотите.
— Ко двору мне вернуться нельзя. Элейна, явно колеблясь, произнесла:
— Если бы вы захотели, отец дал бы вам замок, и мы… мы смогли бы жить вместе.
Он взглянул на нее, и она отвела глаза.
— Или вы могли бы жить в этом замке одна.
Ланселот взял ее за руку и сказал:
— Элейна, я не знаю, что вам ответить. Пожалуй, мне нечего вам сказать.
— Я знаю, что вы не любите меня.
— И вы думаете, что мы можем при этом быть счастливы?
— Я знаю только, в каком случае я буду несчастна.
— Я не хочу, чтобы вы были несчастны. Однако быть несчастным можно по-разному. Не думаете ли вы, что если бы мы стали жить вместе, вы оказались бы еще более несчастной?
— Я была бы счастливейшей женщиной в мире.
— Послушайте, Элейна, единственная наша надежда в том, чтобы говорить правду, какой бы отвратительной она ни казалась. Вам известно, что я не люблю вас, что я люблю Королеву. Такая уж мне выпала участь, тут ничего не изменишь. Бывают вещи, которые переменить невозможно. Что до вас, то вы дважды заманивали меня в западню. Если б не вы, я и ныне оставался бы при дворе. Как по-вашему, сможем ли мы быть когда-нибудь счастливы, живя вместе?
— Вы были моим мужчиной еще до того, как Королева вас получила, — с гордостью сказала Элейна.
Он провел по глазам ладонью.
— Вы хотите иметь мужа на этих условиях?
— Есть еще Галахад, — сказала Элейна.
Они сидели бок о бок, глядя в огонь. Она не плакала, не молила о жалости, — и Ланселот знал, что это ему не грозит.
Он
— Я останусь с вами, Элейна, если вам этого хочется. Я не могу понять, как вам этого может хотеться. Я питаю к вам нежность, поверьте, хоть и не знаю сам — почему, после всего, что с нами случилось. Я не хочу причинять вам боль. Но, Элейна, жениться на вас я не могу.
— Мне все равно.
— Причина тут в том… в том, что супружество это договор. Я… я всегда гордился моим Словом. И если я не… если я не испытываю к вам этого чувства, то… черт подери, Элейна, да не обязан я жениться на вас, ведь именно вы обманули меня.
— Не обязаны.
— Обязан, не обязан! — с перекошенным лицом вскричал Ланселот. Он выплевывал слова в огонь, словно вкус их был ему мерзок. — Я должен быть уверен, что вы все понимаете и что я сам не пытаюсь вас обмануть. Я не женюсь на вас, потому что я вас не люблю. Не я все это начал, и я не могу отдать вам мою свободу: я не могу обещать, что останусь с вами навек. И я не хочу, чтобы вы принимали эти условия, Элейна, ибо они унизительны. Они продиктованы обстоятельствами. Если бы я сказал вам что-либо иное, я бы солгал, и было бы только хуже…
Он умолк и спрятал лицо в ладонях.
— Не понимаю, — сказал он. — Как ни стараюсь.
— При любых условиях, — сказала Элейна, — вы мой добрый и милостивый господин.
Король Пеллес отдал им замок, Ланселоту уже знакомый. Сэру Блианту, державшему этот замок от Короля, пришлось выехать, уступая им место, — и он это сделал даже с готовностью, когда узнал, что оказывает услугу Дикому Человеку, некогда спасшему ему жизнь.
— Так это сэр Ланселот? — спросил Блиант.
— Нет, — ответил Король Пеллес. — Это французский рыцарь, именующий себя Кавалером Мальфет. Я же говорил вам, что я прав, — сэр Ланселот умер.
Было условлено, что Ланселот станет жить инкогнито, ибо стоит лишь позволить распространиться известию, что он жив и поселился в Замке Блиант, как его тут же потянут ко двору, словно беглого каторжника.
Замок Блиант окружал замечательный ров, превращавший его практически в остров. Попасть в замок можно было лишь лодкой с барбакана, стоявшего по другую сторону рва, сам же замок, помимо стен, окружала волшебная ограда из железа, вероятно, представлявшая собою род cheval de fries [4] . Десять рыцарей были назначены в услужение Ланселоту и двадцать дам — Элейне.
4
Рогатка (фр.) — оборонительные сооружения наподобие противотанковых ежей (прим. ред
Элейна была вне себя от счастья.
— Мы назовем его Островом Радости, — сказала она. — И будем здесь счастливы. И знаешь, Ланс, — он морщился, когда она прибегала к этому имени, — мне хочется, чтобы ты предавался своим любимым занятиям. Мы непременно должны устраивать турниры, охотиться с соколом, да мало ли что еще. Ты должен приглашать людей погостить, чтобы у нас было общество. Обещаю, что я не буду тебя ревновать, Ланс, или мешаться в твои дела. Ты не думаешь, что счастье может нам улыбнуться, если мы будем осмотрительны? Как по-твоему, Остров Радости — хорошее название?