Рыцарь света

Вилар Симона

Эдгар резко поднялся и решительно вложил свои руки в ладони Гая де Шампера.

— Во имя Бога! — ответил он.

Глава 6

День в Гронвуд-Кастле начинался с раннего пения петухов. Потом страж на башне протяжно трубил в рог, возвещая приход утра.

Дочь гронвудского барона обычно не вставала в такую рань, ибо сейчас только начинали растапливать печи, а ночевавшая внизу дворня неспешно пробуждалась и приступала к уборке. Но даже в полусне юная леди начала улыбаться. Ведь этот день — как и каждый предыдущий и каждый последующий — стал для нее поводом для радости. Она засыпала и просыпалась

с этим ощущением. Оно было таким же ясным и сияющим, как проникавшие в окно ее покоев лучи солнца. Милдрэд не запахивала занавески вокруг ложа, солнечный свет постепенно достигал ее, и девушка просыпалась сияющая и светлая, как и наступавший новый день.

Сбросив расшитое покрывало, она рывком соскочила с постели и, как была в одной рубахе, босиком подбежала к окну.

Внизу, во дворе замка, еще таился сумрак, но зубчатые парапеты стен Гронвуда уже озаряло солнце. Слышался людской гомон, на куртинах замка сменялась стража, издали веял теплый летний ветерок. Мир был прекрасен. Мир был полон счастья. Счастье, счастье, счастье — вот что ощущала Милдрэд Гронвудская с того самого момента, как отец объявил, что согласен на ее обручение с рыцарем Артуром ле Бретоном.

Милдрэд не смущало, что на пути к ее браку вставала эта ложь — рыцарское звание ее возлюбленного бродяги. Да и сэр Гай уверил, что он объявит Артура своим наследником, передаст ему свое состояние. Все остальное будет зависеть от самого Артура. Но в нем Милдрэд не сомневалась. Этот плут добьется своего, он обещал ей это, да и сам не захочет разочаровать будущих тестя с тещей. И Милдрэд радовало, что у ее избранника сложились столь теплые и дружеские отношения с ее родителями. Барон и баронесса с каждым днем убеждались в многочисленных талантах Артура, а сам он, впервые обретя семью, был тронут их благосклонностью и делал все возможное, чтобы их расположение только крепло.

С утра они все собрались на раннюю мессу в замковой часовне. Эдгар приветливо потрепал мнимого госпитальера по плечу, леди Гита улыбнулась, когда тот поцеловал ей руку. Все стали перед распятием: Милдрэд — подле своих родителей, Артур — между Гаем и сенешалем Пендой, — и капеллан начал читать молитву. И все же взгляды молодых людей то и дело встречались, и девушка не могла сдержать улыбку, когда Артур незаметно посылал ей воздушный поцелуй. Это мог заметить только стоявший у алтаря капеллан отец Джордан, но он отвел глаза, стараясь сохранить достойное выражение лица. Ибо даже он не пенял этой одетой в черные одежды юной деве, которая не пыталась углубиться в молитву, а то и дело косилась в сторону жениха.

Было решено, что, дабы соблюсти приличия, Милдрэд еще пару месяцев будет ходить в трауре, и только после этого состоится оглашение ее помолвки с рыцарем Артуром. Венчание же, по общему согласованию, должно состояться после Рождества Девы Марии — восьмого сентября. И хотя до указанного срока полагалось не распространяться по этому поводу, все в замке догадывались, что ждать момента, когда зазвучат свадебные колокола, осталось недолго.

После мессы присутствующие стали спускаться в зал. На повороте винтовой лестницы Артур умудрился обойти Гая и поймал ручку своей невесты.

— Ты сегодня словно солнышко! Даже в своем траурном покрывале.

— Фи, сэр. И это все, что вы можете сказать о моей красоте? Неважный вы трубадур, если не находите более нежных слов для дамы сердца.

Юноша не успел ответить, так как они уже оказались на лестничной площадке над залом и были у всех на виду. Но пока они спускались по ступеням, Милдрэд бросила на Артура лукавый, манящий взгляд. О, как же ей нравилось

его дразнить! Теперь, когда она знала, что он принадлежит ей… а она ему… даже присущая ей ранее девичья стыдливость отступила. Ей хотелось быть с ним чаще и ближе… и чтобы он много чего себе позволял.

Артур заметил эту перемену в своей милой. Она сводила его с ума, но он должен был сдерживаться, ибо, облеченный доверием ее родителей, не смел да и не хотел переступать черту, какая полагалась в отношении обрученных в преддверии брака. Поэтому, когда все расселись на возвышении за столом, Артур был вынужден переключить свое внимание на одного из гостей барона, пожилого тучного Бранда, и слушал, что тот говорил о своих богатствах — мельницах, заливных лугах, отарах овец. Артур думал, каково этому толстяку похваляться тут, в замке, где все так роскошно и полно стремления сделать свою жизнь богатой, уютной и представительной.

Юноша поднял глаза к высокому голубому своду над залом с рисунком из золотых звезд, напоминавшему ночное небо. Стыки свода соединяли позолоченные, украшенные резьбой нервюры [32] . Все это было великолепно и походило на храм, и даже легкая копоть от каминов и факелов не могла погасить сияние неповторимой красоты. К тому же благодаря высокому тройному окну с одной стороны донжона [33] освещения в зале хватало почти до вечерней трапезы. Поэтому с наступлением летних дней здесь не зажигали камины — их было два, больших, выступавших у стен по бокам зала и расположенных один напротив другого. Колпаки-вытяжки каминов были украшены гербом лорда Эдгара — алой лошадиной головой на светлом фоне.

32

Нервюры — выпуклые ребра свода, образующие каркас, укрепляющий кладку свода.

33

Донжон — главная башня в замке, где проживала семья сеньора.

Такая же эмблема красовалась на больших щитах, развешанных на стенах. Щиты эти имели каплевидную форму и были столь велики, что Артур решил, что ими неудобно пользоваться даже коннику. Однако ему пояснили, что щиты эти скорее парадные, охрана использует их в особо торжественных случаях, когда в Гронвуд-Кастл прибывает некое значимое лицо. Тогда стражи выстраиваются в приветствии, удерживая их перед собой для внушительности. Однако щиты эти применяют и во время гронвудских турниров, сдерживая с их помощью наиболее ретивых зрителей, дабы те в пылу не выскочили на арену.

Кроме щитов, стены украшали и длинные тканые гобелены, на которых были вытканы различные картины из мирской жизни: охота, пахота, конный гон — или же турнирные сцены, напоминающие о тех ристалищах, какие бывали в Гронвуде. Приятно было разглядывать эту вышивку, сидя за длинными столами, расставленными вдоль зала. Эти столы были предназначены для не очень знатных гостей барона и челяди. Главный стол стоял на возвышении напротив входа в донжон и был покрыт прекрасной скатертью. Это был единственный стол с ножками, в то время как нижние столы представляли собой всего лишь уложенные на козлы столешницы, которые после трапезы протирали и устанавливали вдоль стен, отчего в зале сразу становилось много места, ибо тут не только трапезничали — тут жили, отдыхали, ожидали приказов, а по ночам спали, разложив тюфяки и овчины прямо на покрытом тростниковыми циновками полу.