Рыцарь Святого Гроба
Шрифт:
Мало-помалу благодаря присутствию Заговоренного рыцаря, который, как выяснилось, сражался за пуленов, имперские крестоносцы начали понемногу терпеть поражение. После того как последнего из них вышибли из седла, ибелинцы, объединив усилия, вытеснили германских рыцарей за очерченные границы, и герольды объявили об окончании ристалища.
После небольшой передышки, во время которой благородные дамы и господа немного перекусили и прогулялись к специально отведенному для них туалету, герольды объявили о начале джостры.
– Наградой победителю, – огласил герольдмейстер, – милостью
В подтверждение его слов слуги вывели на поле коня, у которого был закреплен на спине призовой доспех. При виде пегого дестриера-пятилетки и сверкающих на солнце лат с наплечниками, покрытыми позолотой и красивой резьбой, публика взревела от восторга.
– И достанется же такое богатство какому-то мазиле, – пробурчал завистливо Робер. Под богатством при этом он совершенно очевидно подразумевал не стоимость коня и доспехов, а их боевые качества. – Хотя, с другой стороны, если бы, к примеру, я или Недобитый Скальд при Бувине вышли в поле такими вот петухами, то вся императорская армия только за нами бы и охотилась. В бою нужно быть поскромнее.
Вскоре выяснилось, что в джостре примут участие всего по три рыцаря с каждой стороны. Жак не особо удивился, что среди поединщиков-ибелинцев оказался и Заговоренный рыцарь, зато возмущению Робера не было предела.
– Погляди, – кипятился де Мерлан, – как этот рубака копье держит! А как конем управляет! Да я бы ему с такой выучкой не то что свиней, даже улиток пасти не доверил – разбегутся.
После объявления имен поединщиков выяснилось, что Заговоренного рыцаря зовут сеньор Пьетро ди Россиано. Имя это Роберу ровным счетом ни о чем не говорило, и он продолжал костерить на чем свет стоит всех участников джостры до тех пор, пока герольды не объявили ее победителем именно «улиткового пастуха». В первой сшибке он задел щит противника, при этом тот вообще не попал в него копьем, а во второй ухитрился попасть точно в корпус, так что убеленный сединами германский рыцарь, явно ему поддающийся, едва не вылетел из седла.
Победитель джостры, под недоуменное гудение зрителей, направил коня к месту, которое занимали судьи, снял шлем и о чем-то с ними переговорил.
– Слушайте! Слушайте! Слушайте! – прокричал герольдмейстер. – Доблестный рыцарь шевалье Россиано, победитель ристалища и джостры, посвящает свою победу сеньоре ди Корлеоне. Он называет ее своей дамой сердца и готов биться с любым, кто того пожелает. И будет наградой победителю весь турнирный приз и право провести сегодняшний вечер в качестве кавалера вышеозначенной благородной сеньоры.
Толпа взревела. Жак привстал, чтобы посмотреть на сеньору Витторию. Та сидела по левую руку герцога, храня на лице загадочную улыбку и глядя прямо перед собой. Казалось, то, что победитель турнира предлагает биться в ее честь, ее никак не касается.
Сержант обернулся, чтобы поглядеть, как на это отреагирует де Мерлан, и волосы его медленно встали дыбом. На том месте, где только что был достославный рыцарь, теперь
Жак, не чуя под собой земли, вылетел в проход и стал вертеть головой в поисках рыцаря, чьи намерения были совершенно очевидны. Но он опоздал. Под восторженный рев толпы герольд объявил, что «вызов принимает пилигрим крестоносного братства святого Андрея Акрского сир Робер, шевалье де Мерлан из Арденн». При этом в голосе герольда явственно ощущалось некоторое недоумение.
Когда Жак наконец добрался до ограждения, где приходили в себя имперцы, он застал Робера деловито осматривающим турнирные копья, предложенные чуть не всеми рыцарями проигравшей стороны. Из десятка он выбрал три. Затем, внимательно ощупав каждое от пятки до наконечника с деревянной заглушкой, он отвесил их по очереди, проверяя центр тяжести, и после долгих колебаний сделал выбор. Как выяснилось, за тот короткий промежуток времени, который прошел от объявления герольдом Робера до прихода Жака, рыцарь ухитрился переделать еще уйму дел и Даже послал за лошадьми.
Сеньор Пьетро, ожидая, когда его противник подготовится к бою, гарцевал по гипподрому под одобрительные крики зевак.
– У тебя же нет турнирного доспеха! – обратился Жак к Роберу. В голосе его звучал плохо скрываемый ужас.
– Хаурт для Ветра мне пообещал один из лотарингцев, – яростно шевелил усами Робер. – Это на случай, если этот Петруччо с перепугу копьем в коня тыкнет. А мне эта гора железа без надобности.
Вскоре за ограждением появился Николо, ведя на поводу Ветра. Дестриер, словно гончая перед охотой, своим лошадиным шестым чувством поняв, что сейчас ему предстоит сражение, храпел и бил копытами.
Одновременно с оруженосцем на площадке появились мужчина и женщина. Оба они были в плащах с накинутыми на голову капюшонами. Первым к Роберу с Жаком подбежал, неуклюже переваливаясь с ноги на ногу, мужчина-монах. Он откинул капюшон, из-под которого показалось знакомое лицо послушника-бенедиктинца.
– А тебя сюда каким ветром занесло, почтенный? – удивился Робер. – Благословить, что ли, хочешь?
– Меня к вам сам его преосвященство легат прислал, – тяжело дыша, ответил бенедиктинец. – Дело в том, что поединщик ваш, монсир Робер, это не кто иной, как сам сеньор Пьетро ди Россиано из дома графов Сеньи! – Он замолчал, словно ожидая от друзей какой-то особой реакции на это сообщение.
– Да хоть Сеньи, хоть Тосканы, хоть Феррары, мне-то какое дело? – изумился Робер. – Он вызвал, я ответил; еще немного, и дело завершится…
– Все дело в том, благородный рыцарь, – с ужасом ответил послушник, – что сеньор Пьетро – это любимый внучатый племянник самого апостолика, Его Святейшества папы Григория Девятого!
– А, ну тогда мне понятно, почему от него на поле все шарахались, словно от прокаженного! – воскликнул в ответ Робер. – Да только со мной, отче, ошибочка вышла. Честь дамы – превыше всего! – При этом усы его снова грозно зашевелились, и Жак, уж было собравшийся присоединиться к бенедиктинцу в увещеваниях, бессильно опустил руки.