Рыцарь темного солнца
Шрифт:
Едва Мадленка подкрепилась, ее вызвал к себе Филибер де Ланже и учинил допрос с пристрастием, допытываясь, что такого она сделала фон Мейссену, отчего тот аж пылает ненавистью. Мадленка честно рассказала, как позаимствовала у раненого мизерикордию и какими словами они обменялись в сердцах, – мелочи, которые она за ненадобностью опустила, повествуя в подземелье о своих приключениях.
– Почему он так взъелся на меня? – закончив свой рассказ, спросила она.
Филибер де Ланже рассеянно барабанил пальцами по столу.
– Потому что ты видел его слабым, и он не скоро это забудет. – Анжуец положил руку на плечо своему бывшему сокамернику, смотревшему на него жалобными
У Мадленки душа ушла в пятки – так серьезно и торжественно ее новый друг произнес последние слова. Да и, по правде говоря, сам Боэмунд отнюдь не производил впечатления человека, с которым можно шутить.
– Я еще не поблагодарил тебя за то, что ты спас меня, – неловко сказала Мадленка.
Лягушачьи глаза засветились довольством.
– Пустое. Я ничего особенного не сделал, Мишель. Жаль, конечно, кнехта Рупрехта («И вовсе не жаль, поделом ему!», – подумалось Мадленке), но он сам виноват. Упокой, господи, его душу! – Филибер перекрестился и нечаянно рыгнул, отчего Мадленка подскочила на месте. – И никого здесь не бойся. Помни: ты мой друг, и я тебя в обиду не дам. – Он смущенно улыбнулся. – Только никому не рассказывай… ну, про царапину… Хорошо? Я и сам понимаю, что глупо бояться вида крови, но поделать ничего не могу.
Мадленка поклялась Лягушонку, что ничего никому не скажет, и с легкой душой отправилась спать.
Глава 22,
в которой Мадленка прибывает в Мальборк
Через два дня отряд Боэмунда подошел к Мариенбургу, среди поляков более известному под названием Мальборк. Когда Мадленка впервые увидела башни неприступной крепости, вырисовывающиеся вдали, ею овладело напряженное любопытство. От деда она слышала, что Мальборк – твердыня, не имеющая себе равных. Одиннадцать лет тому назад после Грюнвальдской битвы король Владислав попытался взять ее приступом, но потерпел неудачу и вынужден был снять осаду. Мальборк расположен на берегу реки Ногата, которая является притоком Вислы, и, по существу, это не один замок, а три, встроенные друг в друга и окруженные мощными стенами. Вблизи крепость выглядела еще внушительнее, чем издали; она подавляла своими размерами, и город, лепившийся к ее изножию, совсем терялся в ее тени. Мадленка уже знала, что вход в замок женщинам строго-настрого запрещен, и сердце ее радостно трепетало, когда она предвкушала свое появление за его стенами. Никакого кощунства Мадленка в том не усматривала – ведь, в конце концов, крепость носила священное для крестоносцев имя Марии, и оно же было вторым именем девушки, святая Мария была небесной покровительницей Мадленки. И раз уж судьба сама занесла ее сюда, грех было бы не воспользоваться таким случаем.
Отряд рыцарей миновал посад и стал подниматься к замку. По дороге им попадались по большей части солдаты и священники – сразу было видно, что поблизости расположено сердце ордена, основные его казармы. Замок, выстроенный из алого кирпича, к удивлению Мадленки, производил скорее радостное, чем тягостное впечатление. Копыта лошадей прогрохотали по спущенному подъемному мосту. Во дворе рыцари спешились, и подбежавшие конюхи приняли лошадей. Мадленка огляделась. Вокруг было множество народу; фон Мейссен и Филибер, в Торне переодевшийся в подобающую его званию одежду, попали в гущу любопытствующих рыцарей, жадных до новостей. Мадленку в одежде мальчика тоже не обошли вниманием – многие недоумевали, что тут делает никому не известный рыжий юноша, но решили, что он либо пленник,
– Следуй за мной!
Он отвел Мадленку в маленькую, но опрятную комнату, где не было ничего, кроме кровати, распятия на стене и простой деревянной скамьи.
– Великий магистр в отъезде, – сказал Филибер на прощание, – его замещает великий комтур Конрад фон Эрлингер. Мой слуга принесет тебе приличную одежду и все, что ты захочешь. Комтур наверняка пожелает побеседовать с тобой. Веди себя прилично и, бога ради, – Филибер понизил голос, – не попадайся Боэмунду на глаза, не то не оберешься хлопот.
– Хорошо, – кивнула Мадленка со вздохом.
Когда Филибер ушел, Мадленка побродила немного по комнате. Единственное окно выходило на реку, в воде которой отражались фантастической красоты башни замка. Мадленка вздохнула; в то мгновение она бы отдала всю эту красоту за то только, чтобы оказаться дома, в Каменках, где нет реки, а есть один колодец, да и сама усадьба может лишь с большой натяжкой считаться замком.
Помолившись Деве Марии и попросив охранять ее впредь, Мадленка села на кровать. Перина оказалась мягкой, и тощий зад Мадленки прямо-таки тонул в ее великолепии. Мадленка, не помня себя от восторга (еще бы – наконец-то у нее есть своя кровать; не пучок грязной соломы, а именно кровать со всеми причиндалами), попрыгала на перине, пощупала ее, помяла руками и пришла к выводу, что эти чертовы немцы весьма недурственно все у себя устроили. Она была права: орден имел монополию на торговлю на своей территории, из каковой извлекал огромные прибыли. В тогдашней Европе он был единственным среди рыцарских орденов, вообще не имевшим никаких долгов.
Вдоволь налюбовавшись роскошной постелью, которую ей отвели, Мадленка еще раз обошла комнату, заглянула даже под кровать и обнаружила под нею в дальнем углу мышиную нору. После чего Мадленке стало скучно, и она совсем уже собиралась отправиться на поиски кого-нибудь, но тут дверь растворилась, и вошел невзрачный детина с птичьим носом, крошечными глазками и обстриженными в кружок волосами. В руках он тащил ворох одежды. Детина стал перед Мадленкой навытяжку и воззрился на нее сверху вниз.
– Одежа тут для вашей милости, – хриплым голосом объявил детина.
Мадленка таращилась на него, и ужас все глубже проникал в ее существо, когда она сообразила, что детина послан, чтобы помочь ей переодеться. И он не уйдет, пока она не облачится в дорогое, но совершенно бесполезное в ее положении тряпье, ибо, как только он увидит, что она не мальчик… а женщинам в замок вход запрещен… и помощи ей ждать совершенно неоткуда… – Пожалуй, в нынешних обстоятельствах она еще пожалеет, что Боэмунд не успел ее повесить. Мадленке тут же захотелось выскочить в окно, но оно было, во-первых, высоко, а во-вторых, забрано частым переплетом. Ах, святая Мария, небесная покровительница, где ты?
– Если ты думаешь, – проворчал детина, – что я буду помогать тебе с одежей, будто ты какой граф или рыцарь, ты здорово ошибаешься, сударь. – И он бросил одежду на постель. – Есть хочешь?
– Хочу. И помогать с переодеванием мне не надо, сам справлюсь, – закивала Мадленка, в голове которой еще не укладывалось, что она спасена.
– То-то же, – заключил детина и оглядел ее, но уже без прежней неприязни. – А правда, что ты брату Филиберу из плена бежать помог?
– П-правда, – едва пролепетала Мадленка.