Рыцарь в клетке
Шрифт:
Мой крик души был услышан лишь заржавшим как конь Эйлаксом. А ведь когда-то считал одержимость полезной! Эх, придется и дальше надеяться лишь на револьвер.
…ну и Дариона Вайза. Вредный демон, испортивший мне в юности немало нервных клеток, с каждым днем всё больше и больше доказывал свою незаменимость в своей роли поверенного, работая за десятерых. Я понимал, что он и свои дела проворачивает, но и мысли не допускал интересоваться их природой. От добра — добра не ищут.
Как я и предполагал, в местном Доме Отдыха Учителя студентов не ждали от слова «совсем». Пропустили меня, хоть и с боем, только из-за благоразумно надетой мной формы академии,
Сопротивление мой приход вызвал вовсе не потому, что появление студента на этих вечеринках было чем-то запретным, просто подобное было не принято. Если у кого-то были идеи, предложения, критика… даже просто пожелания, то тот человек шел прямиком в студенческий совет Якусейсшо, излагая свои чаяния специально выбранному студенту, называемому президентом студсовета. Этот несчастный, добровольно взваливший на себя очень почетную, но все-таки ношу, и работал промежуточным звеном между преподавательской братией и студенческим обществом. Проявлять инициативу вне этой устоявшейся цепочки было моветоном.
Чхать я на это хотел! Просто потому, что система была ущербной и тормознутой. Президент студсовета был некоей компромиссной фигурой, прекрасно осведомленной о пожеланиях и политике руководства академии. Он или она могли совершенно безбоязненно завернуть любое начинание, если оно было хоть сколько-то неудобным.
А моё было как ёж с распахнутым зонтом в заднице.
И сейчас я планировал как следует обустроить ловушку, чтобы зафиксировать достаточное количество людей в одном помещении перед тем, как запускать (или впускать?) ежа с зонтом.
Сделать это оказалось довольно просто, благо, что приехал я заранее. Войдя внутрь презентабельного и вполне современного здания, напоминающего помесь библиотеки и клуба, я тут же поймал местного, который оказался подрабатывающим студентом-второкурсником из Куросёбанаэн. Парень продемонстрировал идеально подходящий для моих целей кабинет и поделился ключом, радостно скрывшись потом с глаз, унося купюру в десять тысяч йен. Да, не все аристо могут похвастать достатком…
Развесив графики и разложив материалы, я дождался начала собрания, закрыл класс и… вышел на охоту.
Само действо было чем-то вроде близкого массового знакомства. Учителя, физкультурники, библиотекари и прочие медсестры с трудовиками обнюхивались, искали общий язык и натужно улыбались, зная, что высший преподавательский совет сейчас занят тем же самым, но и еще заодно решает, кому из них, маленьких людей, предстоит довольно долгий отпуск в год, а то и не в один. Атмосфера по этому поводу в главном приемном зале стояла довольно нервная.
Первым мне нужен был сам старый лис, Ирукаи Сай, который вовсю крутил хвостом рядом с роскошно одетой японкой, которой можно было дать как тридцать, так и шестьдесят лет. Пока они общались, я, стоя с независимым видом неподалеку, уловил аж трех напряженно наблюдающих за Саем молодых парней-кицуне, каждый из которых что-то держал — поднос с вином, полотенце или закуски. Хвосты у бедолаг стояли дыбом.
Дождавшись, когда старик раскланяется с женщиной и пустится в неспешную прогулку по залу, я неторопливо прошёл мимо него, почтительно кивнув старому хитрецу. Этого хватило для того, чтобы возжечь любопытство в Ином.
— Эмберхарт-кун?
— Ирукаи-доно! Взаимно! Не смел вас отвлекать, хотя сильно нуждаюсь в вашем мнении! — растекся медом уже я, улыбаясь ему так, как будто он упомянул меня в собственном завещании. В первой строчке.
Наш краткий и быстрый дальнейший диалог, если пропустить его через фильтры здравого смысла и конкретики, сократив до голого смысла, дальше выглядел таким боком:
— Че приперся?
— Сказать что-то важное хочу?
— А не оборзел?
— Так послушайте и решите!
Кицуне хитры, ловки и внимательны… но остаются лисами со всеми их недостатками. Гипертрофированная любознательность в них сочетается с постоянным желанием риска или проказы. Когда старый хрен услышал словосочетание «официальная позиция наследницы рода Иеками по отношению к образовательной системе Японии», у него случилась метафизическая эрекция. Узнав о том, что я уже подготовил все необходимое для презентации, сверхъестественный пенсионер развил столь бурную деятельность по агитации значимых персон в зале, что мои потенциальные потуги в этом направлении выглядели бы более чем жалко. На доносящиеся ему вдогонку мои фразы о том, что я один из главных участников прошедших недавно дебатов, лис забил большой и толстый… хвост. Он уже загорелся.
Стоя, я ловил ушами звучащие отовсюду шепотки. Местное общество сдержанно бурлило любопытством самых разных оттенков, что я понимал более, чем кто-либо иной. «Иеками», «официальная позиция», «система образования» — все это для японцев в одном предложении просто не могло существовать.
Класс оказался битком набит сидящими и стоящими учителями, чьи сдержанные веселящиеся возгласы понемногу угасали, явно впечатленные объёмом развешанных по доске и стенам бумаг, а также стопками документов на каждой парте. Вставший позади задних парт Наото Йошинари, наш преподаватель по боевой подготовке, лишь скорбно качал своей лысой головой, разглядывая как меня, так и аудиторию, становящуюся с каждым прошедшим мигом всё серьезнее.
Я хитро ему подмигнул, а потом уважительно поклонился залу, приступая к докладу.
Следующие два часа должны были быть довольно насыщенными.
Глава 4
Задвигались стулья, люди с шумом и гримасами вставали из-за парт. Те же, кто провёл последние три с половиной часа в стоячем положении, с кривыми усмешками разминали ноги. Часть преподавателей кряхтели и пыхтели, совершенно не стесняясь окружающих. Последнее было более чем оправданно, целый час до этого момента прошел в оживленной дискуссии, где социальные границы были не раз и не два пройдены, а все пограничные столбы нагло обоссаны.
Меня это, впрочем, совершенно не волновало. Можно даже сказать больше — я, как личность, в данный момент и не существовал. Между двух сведенных в яростном пароксизме ушей, связанных, казалось, проволокой под напряжением, бушевало лишь одно желание.
КУРИТЬ!
Не выдержав, я отошел к окну, распахнул его, тут же вцепившись в сигарету, как в последнюю надежду человечества. Последовавшие за этим событием секунды стали самым счастливым моим воспоминанием в этой жизни. Потрудиться пришлось на славу…