Рыцарь. Еретик
Шрифт:
— Милорд, а могу я его предложить королю, в знак верноподданничества и тому подобное?
— Я знал, что вы умный человек, — удовлетворенно кивнул маркграф. — Только примите мой совет. Перед тем как сделать это заявление озаботьтесь тем, чтобы вывезти отсюда все ценное. Я уже знаю, кому было обещано это баронство, за верную службу, так что не был бы против, если бы ему достался не столь уж богатый майорат.
— Я все понял, милорд.
— Ну, вот и замечательно. А чтобы вы поняли все до конца, я буду просить от вашего имени позволить вам и вашим людям покинуть войско, а в качестве откупного предложу баронство. Не обижайтесь, но мне будет куда спокойнее, если вы будете подальше от
— Но я и не рассчитывал на то, что вы станете за меня заступаться.
— Вы действительно решили, что я оставлю на произвол судьбы своего вассала? За кого вы меня принимаете, барон? Или вы думаете, что только вы способны рисковать своей жизнью ради спасения жизней своих вассалов? А может вы думаете, что текст моей присяги, как рыцаря Английской короны, чем-то отличался от текста вашей присяги?
— Простите меня милорд.
— Полноте, барон. Идите. И помните, у вас есть время только до утра. Утром я сообщу о вашем решении королю.
— Последний вопрос, милорд.
— Говорите.
— Я могу снять с укреплений моих людей?
— Можете оставить только посты на стенах и у ворот, остальными распоряжайтесь по своему усмотрению.
— Благодарю вас, милорд.
Караван двигался очень медленно. Скорость передвижения была ниже скорости пешехода, оно и понятно, лошади и быки едва волокли груженые до верха повозки, на которых с возможным удобством были устроены и раненые французские воины, бывшие дружинники барона д-Ардре, рядом с ними брели понурые и усталые люди. Чуть в стороне гнали скотину. Вокруг с деловым видом сновали всадники, которые толи охраняли караван от нападения, толи следили за тем, чтобы люди из каравана не разбежались. Иными словами караван представлял собой захваченный в набеге полон, а чем еще он мог быть. Барон Кроусмарш перегонял в свои владения свою военную добычу.
Воспользовавшись тем, что у него было несколько часов, Андрей объехал поселения арендаторов, где не скупясь закупил весь транспорт, оно конечно крестьяне могли и отказаться продавать свое имущество, да вот только прикинув, что цена как минимум в полтора раза превышает стоимость и повозок и тягловых животных, решили все же продавать. Тем более, что крестьяне уже продавшие свои повозки барону еще до боя с их бывшим бароном, уже успели закупить и новых лошадей и смастерить новые повозки, при этом оставшись в значительном барыше. Так что, когда барон среди ночи собрав жителей предложил арендаторам продать свой транспорт, эти были первыми, что решили снова нажиться на столь эксцентричном рыцаре.
Теперь Андрей уводил с войны, обернувшейся для него столь прибыльным делом, самое дорогое, более трех сотен мужчин, женщин, детей и стариков. Оно конечно ценность последних была под вопросом, но оставить одних стариков было равносильно тому, чтобы обречь их на смерть, а это как говорится плохая реклама. Да в экономическом плане это было не выгодно, но в морально-психологическом, ценность этого поступка переоценить было трудно. Это в том, оставленном Андреем мире, не редки были случаи, когда стариков чуть не выбрасывали на помойку и таким удивить окружающих было трудно. Здесь такого не встретишь. Даже в голодные годы, когда продуктов вовсе не оставалось, стариков никогда не обделяли едой. Другое дело, что старики сами отрывали от себя последние крохи и отдавали их внукам, но делали это строго в тайне от своих детей, угасали и уходили из жизни, выполнив свой последний долг перед своими потомками. Но чтобы обделить старика специально, руководствуясь
Переход дался тяжело. Люди были изнурены, хотя караван и двигался очень медленно, проходя в день едва ли пять-шесть миль, но тем не менее, походная жизнь это не прогулка перед сном.
Пограничное встретило своего барона ликованием, полоняне же восприняли поначалу это по иному. А как они должны были воспринять воцарившуюся радость, если сами являлись лишь частью добычи, которую с таким ликованием сейчас встречали люди. Только позже, когда людей разобрали по домам, чтобы дать им отдохнуть, перевести дух и привести себя в порядок, им стало ясно, что радовались люди вовсе не полону, а именно возвращению барона, о тяжелом ранении которого все уже знали, и просто обрадовались когда он въехал в село самостоятельно восседая на своем коне, хоть и с перевязанной рукой, но все же со здоровым румянцем на лице.
Известно стало новым кабальным и о том, что сейчас спешно строились для них новые дома, ни чем не уступавшие тем хоромам в которые их привели местные жители. О том, что кабальные так же жили весьма не плохо, а даже и куда лучше нежели свободные арендаторы в других землях. Другое дело, что они все едино оставались кабальными, но небывалое дело, те кто хорошо трудился имели все шансы обрести свободу и такие были, не много, но были. Одним словом в конце тяжелого перехода, полного неизвестности их ждали приятные вести, их новый хозяин был человеком строгим, но справедливым и заботливым.
Едва соскочив с коня посреди площади перед церковью, Андрей тут же попал в объятия жены. Увидев Анну, которая будучи в интересном положении преодолела не близкий путь, чтобы встретить своего мужа, Андрей даже и не знал радоваться этому обстоятельству или строго указать супруге на недопустимость подобного поведения.
— Анна…
— Все знаю. Виновата. Извини, больше не буду. Я просто по тебе соскучилась.
— Бог мой, я тоже по тебе скучал. Но нельзя же… — Не договорив, он осекся и опустил взгляд на свою руку, безвольно висящую на перевязи, к которой были прикованы вдруг наполнившиеся слезами глаза жены. — Вот так вот. Будешь ли ты теперь любить инвалида, — попытался он пошутить.
— Дурак. Боже, какой же ты дурак. — Она сделала шаг к мужу и наконец уткнувшись в его грудь закованную в доспехи разразилась плачем.
— Ну, это… Анна, люди вокруг.
— Ну и пусть.
— Ну, хватит. Вот проржавеют доспехи, потом замучаюсь их отчищать.
— Яков отчистит, — сквозь слезы парировала она.
— Забыла. Он сам ранен. — Андрей вдруг почувствовал, что ему и самому говорить трудно, так как к горлу подступил твердый комок, который никак не хотел уходить, сколько он не сглатывал его.
— Дети-то где?
— Здесь где-то, с деревенскими мальчишками убежали играть. Староста сказал, что за ними обязательно присмотрят. — Да с этим ничего не поделаешь, сорванцы были еще теми непоседами и Андрей не собирался ограничивать их. Чтобы стать хорошими хозяевами нужно все самим облазить, да шишек набить, а чтобы в людях видеть людей, а не быдло, нужно общаться с ними с самого детства.
Наконец им удалось совладать с собой и успокоиться. Оторвавшись от жены, он взглянул на остальных, встречающих, которые деликатно стояли в сторонке, пока происходила сцена встречи.