Рыцарь
Шрифт:
Весть о прибытии этих посетителей принес тайный гонец. Всадники явились ночью. Стоя у окна, граф Теожен Аргор смотрел, как они въезжают во двор его замка. Это была твердыня, построенная на склоне горы и частично выдолбленная из гранита, строгое и одинокое жилище, куда удалился граф, когда его исключили из Совета Верховного короля. Он любил это место, без сомнения, потому, что оно напоминало ему самого себя: суровое и холодное, но надежное и не терпящее фальши.
И принадлежащее другой эпохе.
Всадники были одеты в широкие темные плащи, которые покрывали крупы их скакунов.
Теожен Аргор все так же стоял у окна, блуждая взглядом по неровным темным силуэтам гор. Он знал, зачем прибыли эти всадники. Он догадывался, что собирается предложить ему Данкэн Фельн, но пока сомневался в своем ответе. Теожен понимал, на что будет напирать Данкэн: дела в Верховном королевстве идут плохо, страна стоит на краю глубокой пропасти, а виноват в том король, который больше не правит, и властолюбивая королева, которую все ненавидят.
В дверь постучали.
Войдя в комнату, герцог Фельн тотчас бросил свой плащ на одно из кресел, стоявших перед камином, и холодно поприветствовал Теожена:
— Добрый вечер, граф.
— Добрый вечер.
Они не виделись с тех пор, как граф Аргор вернулся к себе в горы. Он по-прежнему был крепким и энергичным, несмотря на свои пятьдесят семь лет. Высокий и крупный, он располнел, но, казалось, и по сей день мог одним ударом своей булавы разнести череп врага вместе со шлемом (это был его излюбленный прием на поле битвы). Что касается Данкэна, то он хорошо владел шпагой и в свое время отличился мужеством в бою, о чем напоминал шрам, пересекавший его скулу. Тем не менее в политике он достиг больших успехов, нежели в ратном деле. Он был на десять лет моложе Теожена, носил аккуратно подстриженную бороду и имел решительный взгляд.
— Со мной прибыла моя дочь, — сообщил он. — Если вы позволите, я хотел бы, чтобы она присутствовала при нашей беседе.
Граф повернулся к Эйлинн Фельн, виконтессе Беордена, которая как раз входила в комнату.
— Одно ваше слово, и я сразу же исчезну, граф, — сказала она, делая реверанс, которого не требовал этикет.
— Нет, — ответил Теожен. — Ваш отец пожелал, чтобы вы остались…
Скромно улыбнувшись, молодая женщина выпрямилась и, развязав тесемку на своем плаще, позволила слуге снять его. Она отличалась изящной красотой: белая кожа оттенка лилии, нежное лицо и ярко-красный рот. Но наиболее притягательными были ее глаза, умные и лукавые.
— Спасибо, граф.
Ее костюм для верховой езды был черного и красного цветов, потому что она все еще носила траур по покойному мужу, очень старому и очень богатому вельможе, чье состояние перетекло в сундуки Фельнов.
Теожен пригласил герцога и его дочь сесть около очага, где потрескивал огонь, распространявший вокруг себя тепло и свет. Затем хозяин подождал, пока уйдет слуга, подавший гостям вино со льдом, традиционный напиток аргорийских гор, и сказал:
— Я вас слушаю, герцог.
— Вы уже знаете о цели моего приезда, не так ли?
— Вы хотите, чтобы я
Эйлинн усмехнулась про себя. Теожен, как всегда, рубит сплеча: этот человек принадлежал к другой эпохе и другому миру, нежели ее отец. Но Эйлинн знала также, что нередко он пользовался прямолинейностью как маской, с помощью которой скрывал свои истинные мотивы и выводил собеседников из равновесия. Герцог тоже знал это. Нисколько не возмутившись, он спокойно уточнил:
— Я хотел бы, чтобы вы присоединились к силам, которые вернут Верховному королевству его былое величие.
Граф улыбнулся. Он отпил глоток вина, не сводя глаз с Данкэна. Тот продолжил:
— Когда вас исключили из Совета, дела в Верховном королевстве уже шли плохо, и за это время все стало только хуже. В деревнях назревает мятеж. Урожай вырос скудный, а налоги так и остались непосильными. Тем не менее казна пуста, и скоро уже будет неоткуда взять денег на первичные нужды королевства. И как вы думаете, что произойдет, когда Верховное королевство не сможет даже защищать свои границы?
Теожен нахмурил брови:
— О чем это вы?
— Вот уже два месяца, как северные и восточные гарнизоны недополучают половину своего жалованья, — объяснил герцог Фельн.
— Я сомневаюсь, что Вестфальд нападет на нас.
— Ваше право. А Иргаэрд?
— Иргаэрд?
— Верховное королевство готовится передать ему Ангборн.
Услышав эти слова, Теожен сжал кулаки. Данкэн заметил это, но не подал виду.
Он добавил:
— Впрочем, продать — вот более точное слово.
Не разжимая кулаков, Теожен заскрипел зубами, а Эйлинн, чьи глаза заблестели, едва сдерживала улыбку. Она знала, что граф был другом короля Эрклана, вместе с ним воевал за провинцию Вольных городов и разбил войска Черного дракона. Оставить, потерять или — самое позорное — продать Ангборн означало покуситься на целостность королевства. Более того, для такого воина и человека чести, как Теожен, это означало оскорбить память тех, кто ценой своей крови и жизни освободил Вольные города от иргаэрдского ига.
— Верховное королевство, — продолжил герцог Фельн, — получает возможность пополнить пустую казну. А что получает Иргаэрд?
Аргор решил, что это риторический вопрос, но Данкэн ожидал ответа. Раздраженный тем, что герцог играет с ним в наставника, граф пожал плечами и процедил:
— Иргаэрд получает Ангборн, конечно!
Данкэн Фельн не смог удержаться от едва заметной презрительной улыбки. Эйлинн поморщилась: при всем своем несомненном уме ее отец подчас становился злейшим врагом самому себе.
— Да, но не только, — сказал он. — Иргаэрд получает Ангборн и его крепость. Которые находятся на острове у входа в залив Вольных Городов. Помните ли вы этот остров, Теожен? Помните ли эту крепость?
Граф мрачно кивнул.
Взятие Ангборна было ключевым моментом последнего этапа завоевания Вольных городов. Кровопролитные бои шли в его рвах и на крепостных стенах в течение нескольких месяцев; иргаэрдцы сражались до последнего, отстаивая его. Сколько людей там погибло? Теожен мог назвать лишь некоторые имена, но все эти люди погибли совсем рядом с ним…