Рыцари былого и грядущего. Том II
Шрифт:
Одна из лилин взвилась дикой белой пантерой и, оторвавшись от пола, ногами ударила Сиверцева в грудь. Удар был страшной силы, его впечатало в стену, на него тут же набросились ещё три таких же бешенных белых кошки, они явно хотели вырвать ему глаза. Андрей наклонил голову и постарался прикрыть глаза левой рукой, а правой выхватил кинжал и полоснул вокруг себя. Из клубка тел брызнула кровь, но натиск не ослаб. Здесь больше не было девушек, только стая диких бешенных кошек, хлеставших его упругими жёсткими ударами. Всё переплелось в каком-то дьявольском клубке, душа ушла в боевой ад. Андрей пытался молиться и бить. «Господи Иисусе Христе.» — удар кинжалом наотмашь. «Помилуй нас, грешных» — колющий удар кинжалом в извивающийся клубок. Сиверцеву казалось,
Андрей обнаружил себя уткнувшимся лбом в стену и рыдающим навзрыд. Командор стоял посреди зала, широко расставив ноги и глядя в пол перед собой. Весь пол бы завален окровавленными телами, кое-где валялись руки, отсечённые отточенной сталью. Андрей дико огляделся и стал оттаскивать мёртвых девушек к стене, укладывая их в ряд. Раненных здесь не было. Даже смертельно раненные лилин продолжали бросаться на них, пока не получали несовместимый с жизнью удар. Андрей посмотрел на лица покойниц и на многих увидел что-то очень человеческое и даже трогательное. В мёртвых лицах девушек было куда больше жизни, чем во время их биологической активности. Сиверцев глянул на Князева и прошипел: «Гнусная победа, омерзительная победа».
Командор оторвал от пола совершенно убитые глаза и, не глядя на Андрея, горячо взмолился: «Господи, прости нас, грешных». Потом повернулся к Сиверцеву: «Прости, Андрюха». Андрей почувствовал, что жизнь вместе со страшной душевной болью возвращается в него. «Бог простит, мессир, а вы меня простите», — прохрипел он. Теперь он узнал свой голос, значит что-то живое в нём ещё осталось.
Лилит всё так же неподвижно сидела в кресле, но в ней появилось нечто человеческое. Князев подошёл к ней и взял за запястье, пытаясь обнаружить пульс. Она была мертва. «Очевидно инфаркт, — бросил Князев. — Отмучилась». Андрей тоже подошёл к Лилит. Утончённая гармония её аристократических черт совершенно исчезла. Теперь это была маска страдания и ужаса. Вполне человеческого страдания и немного даже детского ужаса
Сиверцев с удивлением рассматривал в зеркале свои совершенно седые виски. Он не испытывал по этому поводу никаких чувств. Было лишь странно, что виски — белые. Он только что вымыл голову, и теперь ему казалось, что он перепутал шампунь с краской для волос. И в своём лице, и в своей душе он чувствовал что-то очень чужое, холодное, зловещее. Впрочем, он был совершенно спокоен. Пожалуй, даже слишком спокоен. Не торопясь, побрился. Потом надел камуфляж. Надо было надеть цивильный костюм, но костюм вчера в подземелье решительно погиб, превратившись в кровавые лохмотья. А камуфляж выглядел вполне прилично. Он пошёл в комнату Князева.
— Я не могу быть рыцарем Христа и Храма, мессир. Не получится из меня рыцарь. Никогда не получится. Уйду в какой-нибудь глухой горный монастырь и буду до конца дней замаливать свои тяжкие грехи.
Сидевший в кресле Князев, молча выслушал его, встал и подошёл к окну, повернувшись спиной к Андрею. Что он там хотел увидеть в окне? Ничего. Ровным счётом ничего. Князев размеренно и сухо заговорил:
— С израильской полицией я уже всё уладил. Они адекватно оценили ситуацию. Были нам очень благодарны и пообещали, что наши фамилии не будут фигурировать в сводках. Официальная версия — девушки погибли в ходе полицейской операции.
— Вы слышали меня, мессир? Я ухожу из Ордена.
— Полицейские раскопали земляной пол в подземелье. Там нашли
— Я больше не тамплиер, мессир. Вас это разве не касается?
— Знаешь, о чём я подумал, Андрюха? В каждой из этих женских особей сидел сильнейший демон. Их использовали не какие-то мелкие бесы, а князья преисподней. Когда мы разрушали их тела, демоны лишались своих жилищ, значит, они вполне могли войти в нас, тем более, что мы — убийцы — неплохие убежища для демонов. Но вот мы сейчас говорим с тобой, и я понимаю — мы оба всё те же, демоны в нас не вошли. А почему? Мы молились во время боя. Наши молитвы были не просто слабы и несовершенны, они звучали почти кощунственно посреди этой бойни. И всё-таки Господь принял наши молитвы. Демоны опоганили души грешных бойцов, но внутрь наших душ не вошли. Господь запретил.
Андрей бухнулся в кресло и неожиданно разрыдался. Князев по-прежнему смотрел в окно. Рыдал Андрей недолго, но ему сразу стало легче. Когда он успокоился, Князев вновь заговорил:
— В твоих слезах, Андрей, было куда больше смысла, чем в твоих словах. Хорошо, что поплакал. Душа размякла, значит отходишь. Мне труднее. Все слёзы давно уже выплакал, и теперь в груди как будто деревяшка, а не душа. Но ничего, и я отойду. Не может же человек жить с поленом вместо души. Говоришь, в монастырь собрался?
— Да, не вижу другого выхода.
— Это хорошо, что тебя потянуло в монастырь, а не в Иностранный легион. Значит, ты по-прежнему с Богом и желаешь быть только с Богом. Хотя ни в какой монастырь ты, конечно, не уйдёшь, забудь. Выбрось из головы и всё. Если демон не смог войти в твою душу посреди этой кровавой мерзости, значит, ты выстоял и победил. Значит, ты настоящий тамплиер.
— Вам, мессир, нужны парни покрепче меня.
— Хотелось бы. Но я нигде не найду покрепче. Придётся тебя укреплять. И не кокетничай, Андрей. Это пошло. Слёзы — это честно, а рассуждения по поводу собственной слабости — пошло. Сейчас пойдём к отцу Августину на исповедь. Господь укрепит.
— Да, конечно. Но у меня ощущение полного тупика. Разве это выход — убивать девочек-подростков?
— А ты не ищи выход. Выхода нет. Ты что думал, что теперь станешь неустрашимым борцом со злом на манер голливудских героев? Ты думал, что после боя с сатанистами будешь счастливым? Почувствуешь глубокое удовлетворение? А вот хрен тебе. Наш путь ужасен именно тем, что мы осознаём — никакого зла мы никогда не победим, и дай Бог нам самим не стать носителями зла. Но сегодня ночью мы спасли жизни десяти невинных младенцев. Мы могли сидеть, сложа руки, зная, что рядом с нами убивают детей? Откровенно говоря, я надеялся, что убивать этих демонопоклонниц не придётся. Думал, повяжем и сдадим в полицию. Кто же знал, что такое начнётся? Но тут уже — Божий приговор. Не мы их приговорили. Обязательно сходи в приют, посмотри на детишек, которых мы спасли от удушения в кувшинах. И на скелетики посмотри, и на святые мощи. И ничего больше не говори. Сейчас не до теорий. Мы бойцы. Мы нищие рыцари Христа и Храма.
— Именем Господа, мессир.
— Тяжело мне, батюшка, — Сиверцев сидел перед отцом Августином, облокотившись на колени и опустив голову. — Собрался было вообще из Ордена уходить. Дурак, конечно. Кто я без Ордена? Вопрос ведь не в том, где мне будет лучше. Вопрос в том, где я буду самим собой. Если я не тамплиер, значит я никто. Но я не могу. После Индии еле в себя пришёл. Но там были ещё цветочки — относительно нормальный, правильный бой. А сейчас столкнулись с каким-то уж совсем запредельным инферналом. Дело даже не в том, что девочек резать пришлось, хотя и это, конечно, ужасно. Но куда ужаснее прикасаться душой к этой мерзости. Мне кажется, ещё одного раза я не выдержу. Тупик во мне.