Рыцари из балконной палатки

Чарков Дмитрий

– Расскажи мне, что приключилось, - отец присел на краешек кровати – там же, где совсем недавно спокойной ночи пожелала ему мама.

Подушка перевернулась, и Саша, запинаясь и путаясь в словах, рассказал о том, что не давало ему сегодня заснуть. Отец молча слушал, поглаживая рукой свой подбородок. Когда сын притих, он спросил:

– Тебе стыдно?

В ответ мальчик всхлипнул.

– Это хорошо, что стыдно, - сказал папа и взял Сашу за руку. – Теперь нужно что-то предпринять, что бы этот стыд прошёл. Половину ты уже сделал правильно – ты честно сам себе признался, что поступил некрасиво и даже скверно.

Саша повернул к нему заплаканное лицо:

– Но ведь это было уже давно?

–

Но раз ты об этом помнишь, то, наверно, не так давно всё-таки. К тому же разве не вдвойне обидно, что девочка знает, что ты сжульничал? Как ей смотреть в глаза, или дальше прятаться от неё будешь?

– А что делать?

– Подумай сам. Ты же знаешь правильный ответ.

– Извиниться? – сама мысль казалась ужасной.

– Наверно, да. Так поступил бы настоящий мужчина.

– Но ведь настоящий мужчина – это тот, кто… - «защищает девочек» хотелось ему добавить, но он сразу почувствовал, что в данной ситуации это как-то не совсем верно, и потому закончил:

– … защищает Родину?

– Да. Но ведь Родину защищают и девочки, и женщины тоже. Мужчины сильнее обычно своими мускулами, но иногда оказываются слабее, когда нужно признать свою неправоту. Тогда они гораздо слабее. Ты же чувствуешь уже, что нужна смелость, чтобы признаться ей и извиниться?

– Наверно.

– Тогда нужно всё-таки принять верное решение. Думай о том, насколько тебе станет легче потом, насколько больше ты сам себя станешь уважать – и тогда первый шаг окажется не таким уж страшным, поверь.

Миша задумался.

– А у тебя были такие случаи? – немного погодя спросил он.

Теперь уже была очередь папы задуматься. Наконец, он ответил:

– Наверно, были. Ошибаются все, и не это страшно. Человек так устроен, что ему помнятся, в основном, приятные моменты из жизни, и если я когда-то сделал что-то некрасивое, но потом исправил и извлёк из этого правильные выводы, то, наверно, я тоже прошёл через обиды и стыд – все люди когда-нибудь оказываются в сложных ситуациях, и очень важно принять правильное решение, чтобы эти обиды и недосказанности не собирались внутри тебя в большой и горький комок. Из таких вот комков и получаются злые дяди, - добавил с улыбкой он.

– Ты у нас не злой, - удовлетворенно заметил Саша.

– Вот и хорошо. Я знаю, что ты примешь правильное решение. А теперь спокойной ночи, завтра у тебя очень ответственный день!

Когда папа ушёл, прикрыв за собой дверь в комнату, Саша некоторое время смотрел на потолок, на радужные круги от ночного абажура, и постепенно чувство уверенности и спокойствия заставило его ресницы сомкнуться, и он уснул, прижимая к себе Бориску.

Засыпая, он точно знал, что завтра утром он встретится во дворе с Олей, когда она пойдёт в школу, и что ему не нужно будет больше стыдливо избегать её – Саша сам к ней подойдёт первый. И что он будет рад любому подарку в свой Первый Школьный день, потому что подарки – всегда от чистого сердца и с добрыми пожеланиями.

Уже поздно ночью, когда даже Валера в своей постели перестал перебирать в памяти перипетии минувшего дня, в комнату тихо вошли родители и положили возле Сашиной кровати, у изголовья, большую и очень серьёзно выглядевшую коробку, перевязанную весёлой ленточкой с огромным красным бантом.

7

Начинать учиться после каникул – дело нелегкое. А именно это первое сентября для Валеры было особенным: ещё в мае они договорились с Кузей, что «первого числа будут биться». Раньше в своём классе он никогда ни с кем не «бился» – не было достойного соперника.

Учился Валера неплохо, и спортом любил заниматься, так что в школе его даже привлекали выступать на соревнованиях. Умение

хорошо бегать он приобрёл ещё в раннем детстве, когда спасался от старшего брата Марины, с которой сидел тогда за одной партой: чем-то однажды он ей не угодил, девочка и пожаловалась своему старшему брату, и Валерка как-то сразу понял: бить будет. Встретившись лицом к лицу, он дожидаться этого не стал – как припустил со всей прыти, а старший на шесть лет преследователь так и не смог его настигнуть. Тогда Валерке вроде как пришло откровение свыше: вся прыть, оказывается, хранится у мальчишек в кончиках пальцев ног – если бежать только пальцами, а не всей ступней, то можно обойтись без синяков и подзатыльников. Оттого и пятки, говорят, сверкают. Тогда они у него, поди, сверкали так, что и освещения во дворе не требовалось. Потом, в школе, Маринкин брат всё равно прижал его к стенке в туалете, но бить не стал – с Маринкой к тому времени они уже помирились, сразу после этого бегового упражнения: Валера не без оснований подозревал, что долго в беге от её братца упражняться всё равно не выйдет, так что лучше какой-никакой мир, чем регулярные «наутёки» от кулаков взрослого детины. Да, положение старшего брата обязывает, этот вывод он сделал сразу.

Валера считался среди сверстников и учителей парнем не конфликтным, но и не тихоней, несмотря на свои успехи в учебе, участие в олимпиадах и школьных конференциях. И силы, и ума хватало, а это прибавляло уверенности и, конечно, определенных рейтингов среди одноклассников. Нельзя было сказать, что класс у них был дружный: почти сорок лоботрясов, и у каждого свои пентиумы в голове. У кого они на одной частоте движутся – те собираются в группы и дружат компьютерами; у кого герцы вразброд – те в эммы или в готы: тихо с ума сходят по подъездам или в парках, а то и в одиночку. Родители у всех выросли прямиком из пионеров, но через комсомольцев, и все его сверстники наслышались баек про гитару у костра и красные галстуки со смешным «виндзорским» узлом, но в реальности его, Валеркино, поколение коллективизмом никто особо не напрягал; да и как родителям и учителям с ними со всеми бороться – тоже никто не знал, по большому-то счету, даже самые главные педагогические министры, потому что капиталистической матрицы воспитания школьников в России ещё не придумали. Но зато ЕГЭ родилось нормально, в срок, даже обидно.

Кузя – Колька Кузьмин – перевелся в их школу год назад. Конечно, дурак дураком: учиться ему было лень, заставлять некому (мать его без отца растила, всё в сменах каких-то работала – не до Кузи, видать), шастал по улицам, покуривал «бычки», дежурил на заправках, гонял шпану малолетнюю – в общем, в свои годы имел характеристику ВАП («весьма асоциальный пипл»), и в классе его как-то сразу стали сторониться, да и побаиваться тоже. Вместе с тем, он вокруг себя за год умудрился собрать кучку пентиумов, у кого герцы как раз были настроены на его, кузины – видать, с примесью андроида версии 5.1 - и только ждали, когда вот в классе появится Николайка. Появился. Учителя, понятное дело, были не в восторге, да и у них, бедных, выбора-то и не было особого: кому-то же надо заниматься в этой стране Кузиным образованием. До этого уже в трёх местах занимались, но толку, судя по Кольке, особого не добились.

По правде сказать, Валерка всё-таки надеялся, что уговор за лето забудется. Не то чтобы он побаивался, напротив: после летних приключений он как раз чувствовал себя на подъёме. Но на душе было неспокойно от мысли о предстоящем противостоянии. Глядя на свои ладони, он сжимал их в кулаки и представлял, как это так: вот такими же кулаками какой-то свалившийся из третьего андеграунда Кузя станет обхаживать его нос и ухо, и даже глаза! А, может, и второе ухо. Это, должно быть, очень неприятно, и даже, наверно, больно.