Рыцари креста
Шрифт:
Вопрос его, что называется, повис в воздухе. Участники совета дружно потупили взоры и принялись нервно теребить свои ремни, стараясь не встречаться взглядом с Адемаром. По прошествии пяти месяцев осады никто не хотел лишний раз жертвовать ни средствами, ни людьми.
Наконец граф Раймунд гордо выпрямился.
— Идея постройки башен принадлежала мне, и совет счел ее вполне разумной. Если ни один из вас не отважится взять на себя их охрану, этим займутся мои воины.
Собрание заметно оживилось.
— Жаль, что ты не подумал об этом раньше, — заметил герцог Готфрид. —
— А если бы мы ждали, пока об этом задумаешься ты, через пятьдесят лет наши внуки все еще продолжали бы осаду Антиохии! — Граф Гуго картинно вскинул голову, отчего ему на лицо упала непослушная прядь волос. — Я предлагаю в знак нашей благодарности возместить графу Раймунду все потребные для обороны башен расходы.
Раймунд почтительно воздел руки, при этом злобно покосившись единственным глазом на герцога Готфрида.
— Оставьте общественные фонды для больных и нищих. Денег у меня вполне достаточно.
— На том и порешим, — подытожил Адемар и повернулся к Боэмунду. — Что слышно в твоем лагере?
Хотя поднявшийся со скамьи Боэмунд не имел ни титула, ни земель, он выделялся среди прочих величественной наружностью. На складках его свободного кроваво-красного шелкового плаща играл свет канделябров. Сей плащ, поражавший изяществом отделки, Боэмунд, вне всяких сомнений, получил в подарок от самого императора, ибо на западе не нашлось бы ни единого мастера, способного выполнить столь тонкую работу.
— К сожалению, я не могу сказать тебе ничего отрадного. Да, три дня назад на дороге, ведущей к пристани Святого Симеона, мое войско разгромило тысячный турецкий отряд, но что это меняет? Людей у турок хватает, и стены города остаются все такими же высокими. А мы ютимся в палатках, потому что не способны наконец решиться и выбрать главнокомандующего!
Выйдя в центр образованного скамьями квадрата, он обвел взглядом присутствующих, однако ни один из них не выразил согласия с его словами.
— Владыка Адемар, — продолжил Боэмунд, — ты знаешь, что у церкви может быть только один глава. Нашим же воинством пытается править сразу несколько военачальников, и каждый из них тянет в свою сторону, разрывая его на части.
— Мы признаем над собой одного-единственного начальника, имя которому Иисус Христос! — заявил легат. — Все мы равны перед Богом. Тот, кто покусится нарушить Божье веление, уподобится Люциферу!
— Мы признаем одного главу Церкви — Самого Господа. Но мы признаем и его наместника, избираемого для управления земной церковью. Я говорю о Папе, этом совершенном проводнике Божественной воли.
Участники совета недовольно зашумели, особенно те, кто сидел рядом с герцогом Готфридом. Боэмунд не обратил на это внимания.
— Почему же мы не можем — хотя бы на время — избрать главнокомандующего? Пусть самый доблестный воитель, армия которого доказала свою силу в боях с турками, возьмет на себя управление всем нашим воинством и овладеет городом прежде, чем нас вырежут турки!
— Надо полагать, — перебил его граф Раймунд, — что избранный на эту роль военачальник в случае взятия города
— И что же? Город будет принадлежать ему по праву!
Это заставило Татикия подняться со скамьи, однако Раймунд успел заговорить первым:
— Боэмунд, ты, кажется, забыл о клятве, данной тобою императору. Ты обещал вернуть все завоеванные азийские земли их прежнему владельцу. Неужели жадность заставит тебя нарушить слово?
— Я выполню свое обещание только после того, как увижу греческого царя рядом с нами. Однако он до сих пор сидит в своем дворце, окруженный евнухами, в то время как мы — все мы — вынуждены влачить здесь жалкое существование.
Многие из присутствующих согласно закивали головами. Раймунд и епископ Адемар к их числу не относились. Слово наконец-таки смог взять Татикий.
— Господин Боэмунд еще слишком молод и, вероятно, поэтому до сих пор считает, что только острие меча, которым проливают кровь, имеет значение. Но самые мудрые из вас, господа, знают, что никакой меч не нанесет верного удара, если его рукоять не будет сжимать сильная рука. Да, императора Алексея здесь нет, но он защищает наш тыл, обеспечивает снабжение нашего воинства и не позволяет туркам взять нас в кольцо.
— Чем еще заниматься греку, как не сидеть в глубоком тылу? — вопросил Боэмунд под хохот присутствующих.
— Чем еще заниматься норманну, как не биться головой о неприступную каменную стену, даже не замечая того, что он уже лишился последних мозгов? Если бы вы приняли мой план и согласились отвести войска подальше от стен, мы не испытывали бы подобных лишений!
— Да если бы император прислал обещанное подкрепление, у нас хватило бы сил для взятия города! Все наши беды объясняются его вероломством!
— Его щедрость спасает вас от голодной смерти!
Епископ Адемар хлопнул в ладоши.
— Достаточно. Садитесь на место. Оба, — добавил он, выразительно глядя на Боэмунда. — Союзникам следует воздерживаться от споров. Да, Боэмунд, ты прав: турки действительно радуются тому, что мы топчемся на месте. Но они обрадовались бы куда сильнее, если бы могли услышать ваши перепалки!
Выразив несогласие презрительной усмешкой, Боэмунд молча сел на место.
Подобное развитие событий нетрудно было предвидеть. В тот день, когда мы покинули Константинополь, император собрал командующих на берегу Босфора. Мне казалось, что я попал то ли на ярмарку, то ли на рынок. Отовсюду доносились звуки арф и лир, громкий смех, благоухание цветов и запах жареного мяса. Император приказал поставить в верхней части склона, прямо под отвесными утесами, палатки с вышитыми на них знаменами правителей. До сих пор помню глуповатые улыбки, с которыми означенные правители выходили из своих палаток, дивясь найденным в них сокровищам. Епископ Адемар и наш патриарх совершали евхаристию прямо на берегу, причащая принцев, а те клялись в том, что святая чаша навеки обратит их в братьев. В косы дворцовых красавиц были вплетены блестящие золотистые ленты, море искрилось и играло, отражая лучи майского солнца. После пира император созвал всех военачальников на совет.