Рыцари круглого стола

Кокто Жан

Лже-Королева. Хозяин, хозяин, я ничего не говорил.

Мерлин. Напротив, вот первое разумное слово, что я от тебя услышал.

Лже-Королева(барахтается). Смилуйтесь! Сжальтесь! Какой вам толк от лошади на втором этаже?

Мерлин. Для чародея этажи — ничто. Не надо было меня предавать.

Лже-Королева. Я больше не буду, я буду слушаться, я пойду за вами в огонь и в воду. Ай! Вы меня задавите. Он меня задавит!

Мерлин. Как же я раньше не сообразил. (Садится верхом.)

Лже-Королева.

Гад! Гад! Падаль! Старый козел! Старый василиск! Свинья, свинья, свинья!

Мерлин(сидя верхом на Лже-Коропеве и держа ее косы, как поводья):

Два — не больше, чем один.

Отче-обезьян и сын,

Саламандра, пепел, пламя,

Заклинаю всеми вами,

Рябью, зыбью, глубью, дном —

Королева, стань конем!

(Повторяет последний стих раз за разом в ритме галопа)

Королева, стань конем

Королева, стань конем

Лже-Королева(истошно кричит). Сволочь! Сволочь! Караул! Спасите! Помогите! Сжальтесь! У меня кости трещат! Он мне все волосы выдерет! Горю! Умираю! Сжальтесь! На помошь!

Мерлин, продолжая повторять последний стих заклинания, держится, как всадник на галопе, одной рукой натягивая косы, другой нахлестывая свою «лошадь». Ураганный ветер, как в конце первого акта. То тьма, то свет. Стены исчезают.

Занавес

Акт III

Сцена представляет собой покои королевы в Камелоте.

Королева в пеньюаре сидит за письменным столом. Король расхаживает взад-вперед. По всему видно, что это продолжается уже давно.

Королева. Государь, я хотела бы пойти спать. Вы позволите?

Король. Не прежде, чем добьюсь от вас ответа. Мне нужен ответ, нужен.

Королева. Артур, повторяю еще раз: в этом постоянном тусклом свете, в котором мы живем, ночь ничем не отличается от дня, нет больше никаких естественных указаний спать нам или бодрствовать, и нервы вымотаны ожиданием — когда же кончится это необъяснимое явление, это заклятье, противное всем нашим привычкам. Грааль покинул нас. Создания более примитивные следуют инстинкту и подают нам пример. Что сейчас — ночь? Похоже на то. Замок спит. Спят слуги, спят животные. И меня одолевает усталость, Артур. Я правда хочу спать. Вы позволите?

Король. Опять вы уклоняетесь. Я спрашиваю вас о вполне конкретных вещах. Наша честь, наше счастье зависят от этого, а вы говорите, что я не даю вам спать, что сейчас ночь, хоть и не ночь, что нам надо брать пример с животных. Проклятье, впору подумать, что в дом ударила молния!

Королева. Молния ударила в дом в том смысле, что поиски Грааля разбили наш круг и пресекли радости жизни. Я разделяю вашу скорбь, но мне непонятно, почему эта скорбь восстанавливает вас против меня.

Король. Мадам!

Королева. Моя ли то вина,

что Галахад выдержал испытание, что Грааль подал голос, что ваш племянник потерял голову и заставил потерять ее всех, начиная с вас? Кто привел вас в чувство? Вы-то трубили во все трубы. Только благодаря мне ваш министр взялся вернуть безумцев домой. Удар молнии — это их отъезд. Он так нас оглушил, что я прощаю вам этот срыв.

Король. Мадам! Мадам!

Королева. Сами посудите. Неужели вы настолько суеверны, что какая-то летучая мышь, залетевшая в зал Совета, поразила вас до такой степени, что вы устроили за ней настоящую охоту и совершенно изменили отношение ко мне после этой дикой сцены, неприличной ни сану вашему, ни летам? Признайте, что этот злополучный день Пятидесятницы смутил ваш дух, Артур, и вы видите предвестие несчастья там, где только и есть, что бедный зверек, такая же, как мы, жертва Грааля и его тайн.

Король. Вы очень хорошо говорите, мадам, и очень много; многовато для умирающей от усталости.

Королева. Артур!

Король. Ну хватит! Я терпел ваше смятение, но не потерплю уловок. Я не прошу советов. Я прошу ответа, ясного и недвусмысленного. Совершенно верно, эта летучая мышь сыграла определенную роль в перемене моего поведения. Я не стал бы обвинять королеву без веских оснований.

Королева. Право, сир, если б летучие мыши переносили вести, эта ночная почта была бы идеальным транспортом для клеветы и очернительства.

Король. Вы находите тысячи уверток, лишь бы не отвечать мне. Не позволяйте сомнению укорениться. Смойте с себя это разрастающееся пятно. Ответьте мне, заклинаю вас, ответьте.

Королева. Вы прекрасно знаете, почему я медлю с ответом. Я надеялась, что вы опомнитесь прежде, чем вынуждены будете просить у меня прощения.

Король. Не сбивайте меня с толку еще больше. Я хочу верить, что ваша уклончивость не имеет ничего общего с женскими хитростями, что вы медлите с ответом потому, что вам претит оправдываться. Я хочу этому верить. Но каковы бы ни были возможные последствия такого шага, я предпочитаю принять их, чем терпеть боль, которую терплю, чем оставаться в сомнении, которое способно отравить прошлое и будущее.

Королева. Разве я вам не ответила?

Король. Нет. То, о чем я вас спрашиваю, чего от вас требую, каковы бы ни были последствия, — это правда о вас и Ланселоте. Вы любите Ланселота?

Королева. А если бы и так?

Король. А!

Королева. Дайте мне сказать. Вы все говорите, говорите, стенаете, угрожаете. Повторяю: а если бы и так? В чем было бы мое преступление? Вы принудили меня вступить в брак без любви. Я питала к вам дружбу, безграничное уважение. Я высказала вам со всей откровенностью, чем объясняется моя сдержанность и как претит мне связывать себя, не зная, что может случиться с моим сердцем. Вы отмахнулись. Вы ответили, что мое сердце остается свободным, что любовь придет со временем, а если не придет, вы удовольствуетесь святой дружбой, что я слишком молода и ничего не понимаю. Явился Ланселот. Он пришел с Озера. Его окружал ореол доблести, чего-то сверхъестественного, он словно светился. Он был молод, прекрасен, отважен, неотразим. Согласитесь. Никто — начиная с вас — никто не мог устоять перед его обаянием. И вы любили его, и все мы любили его, и я люблю его, и почему вы ставите мне в вину, что я люблю то же, что и вы, и все, восхищаюсь тем, чем все восхищаются?