Рыцари пятого океана
Шрифт:
За стол рядом с Рычаговым сел его товарищ по авиационной школе и службе в строевой части Коля Смирнов. Этот тихий с виду парень вел себя в воздухе настоящим орлом. Не случайно Павел Васильевич настоял, чтобы Колю отпустили вместе с ним. Он любил Смирнова, верил в него.
Рядом со мной за столом сидел Благовещенский, уже известный в стране летчик — испытатель. Самолеты, особенно истребители, он знал в совершенстве, поражал всех удивительным хладнокровием в воздухе, виртуозной техникой пилотирования. Не один раз при испытании новых машин он попадал в такие ситуации, когда гибель
Наполнив рюмки вином, Рычагов встал и торжественно сказал:
— Друзья! Предлагаю выпить за боевую дружбу!
Его густые брови сошлись над переносьем. Большие серые глаза стали задумчивыми. Глубоко вздохнув, словно не хватало воздуха, летчик тихо добавил:
— Нет ничего сильнее этого чувства.
В купе мы вернулись поздно ночью. Но спать легли не сразу. Рычагов долго рассказывал нам о боях в Испании, о людях, с которыми свела его нелегкая фронтовая судьба.
Потом он тихо, чтобы не разбудить пассажиров, продекламировал слова ставшей популярной песни из кинофильма «Истребители»:
В далекий край товарищ улетает, За ним родпые ветры вслед летят;
Любимый город в синей дымке тает, Знакомый дом, зеленый сад и нежный взгляд…
Эта песня очень точно выражала наши чувства. Мы мчались в далекий край, а следом за нами неслись ветры Родины. И любимый город Москва совсем недавно растаял в синей дымке. Там остались наши родные. Когда-то теперь свидимся с ними и встретимся ли вообще?
Пожелав товарищам спокойной ночи, мы с Алексеем Благовещенским вернулись в свое купе. Я разделся, укрылся одеялом, но сон не шел. Мерно постукивали колеса, за окном свистел зимний ветер.
Нахлынули воспоминания. Ожили в памяти шумная, припорошенная снегом Москва, деловая суета перед отъездом, расставание на Казанском вокзале. Потом вспомнилась беседа с начальником Политического управления РККА армейским комиссаром 2 ранга Петром Александровичем Смирновым. Я знал, что это кадровый военный, участник гражданской войны, крупный политработник, сын рабочего и сам в прошлом столяр. Но встречаться мне с ним еще не приходилось.
Вызов к Смирнову явился для меня неожиданным. В то время я был батальонным комиссаром, учился на курсах. Почему мной вдруг заинтересовался сам начальник Политуправления Красной Армии?
и. А. Смирнов встретил меня приветливо. Пожал руку, усадил напротив себя в кресло и, испытующе посмотрев, спросил:
— Как у вас идет учеба?
— Нормально, товарищ армейский комиссар.
— Когда заканчиваете?
— Через несколько дней.
Смирнов раскрыл папку с моим личным делом, неторопливо перевернул несколько страниц и задал вопрос, которого я совершенно не ожидал:
— Не хотели бы поехать на фронт повоевать?
«О какой войне он говорит? — удивленно подумал я. — Ведь на наших границах как будто спокойно».
Бои шли лишь в Испании. О них я знал по замечательным очеркам Михаила Кольцова. Потом вдруг вспомнил, что и в Китае идет война. На какой же из этих театров
Мысленно я не раз переносился на огненные поля Гвадалахары или на многострадальную землю Китая, всем сердцем был со своими далекими братьями на Западе и Востоке. Но теперь уточнять вопрос комиссара счел излишним, даже бестактным. Ответил просто:
— Я готов.
Отложив мое личное дело в сторону, Смирнов многозначительно продолжал:
— Ехать надо далеко за пределы нашей Родины. Связи с вами не будет, а значит, и указаний сверху не ждите. Все придется решать самим, на месте. Так что подумайте, прежде чем дать окончательный ответ. С женой посоветуйтесь. Как она отнесется к этому? Правда, семья будет обеспечена.
Смирнов встал и, заложив руки за спину, грузно прошелся по кабинету. Потом остановился рядом, взял меня за плечо и еще раз повторил:
— Подумайте хорошенько. Мы не неволим. О месте, характере и условиях работы поговорим в следующий раз.
От начальника Политуправления армии я ушел расстроенным. Почему он не сказал — где, что и как? Ведь я же сразу ответил: готов.
На следующий день я снова пришел на прием к Смирнову. Он открыл стол, достал какую-то бумажку и, пробежав ее взглядом, сказал:
— Раскрою вам карты. Речь идет о Китае. Мы намерены послать вас комиссаром авиационной группы. Своих летчиков у китайцев почти нет, самолетов тоже. Советское правительство из чувства интернациональной солидарности решило оказать Китаю военную помощь в борьбе с японцами. В первую очередь авиацией. Одна наша эскадрилья 1 уже там. Скоро их будет больше. Как комиссару, вам предстоит сложная работа.
Смирнов встал, в задумчивости прошелся по кабинету и продолжал:
— Скажу по секрету: Чан Кай — ши просил у нас летчиков, а не комиссаров. Понятно? Будете представляться там главным штурманом. Надеюсь, это тоже вам ясно.
Пригласив меня к карте, Смирнов показал примерное расположение фронтов, высказал свои суждения о наме
1 Эскадрилья тогда состояла из трех отрядов и насчитывала тридцать один самолет.
рениях японского командования. Потом мы снова сели за стол, и он долго рассказывал о политических аспектах японо — китайской войны.
— Обстановка там сложная, — сказал он в конце беседы. — Нашим летчикам приходится нелегко. И от того, как вы вместе с товарищами Рычаговым и Благовещенским сумеете сплотить коллектив, наладить контакты с местными властями, населением и китайскими военными, будет зависеть многое. Никогда не забывайте, что вы представители великого Советского Союза, держитесь с достоинством.
В тот же день мы с Рычаговым побывали на приеме и у командующего ВВС Якова Владимировича Смушкевича.
— Японская армия превосходит китайскую в технике. Особенно досаждает ее авиация. Советские летчики, прибывшие на помощь Китаю, находятся сейчас в Нанкине, сражаются храбро. Но их пока мало. Есть потери. Будем усиливать помощь Китаю в его национально — освободительной борьбе. На вас возлагается руководство боевой деятельностью нашей авиации. Это задание партии, приказ Родины.