Рыцари пятого океана
Шрифт:
8 мая советские войска, форсировав Северную бухту, ворвались в Севастополь. Противник продолжал отчаянно сопротивляться. Особенно неистовствовала его зенитная артиллерия.
Я был свидетелем такой картины. С южной стороны города на небольшой высоте шла подбитая зенитным снарядом «пешка». За ней стлался черный дым, на плоскостях сверкали языки пламени, вот — вот взорвутся бензобаки.
Когда машина скрылась за дальними холмами, я попросил дежурного по КП навести о пей справки. Выяснилось, что пылающий самолет приземлился в поле, в двух километрах от Нижн. Чоргунь. За несколько секунд до взрыва
9 мая город был полностью освобожден от фашистов. Остатки вражеских войск устремились на мыс Херсонес. Во время боев за Севастополь на наблюдательном пункте генерала Хрюкина при Отдельной Приморской армии работала группа радиоперехвата. Поэтому мы имели ясное представление о том, что делается в авиационных частях противника, каковы намерения его командования. Так нам стало известно, что над мысом Херсонес в определенное время появятся двадцать шесть истребителей, которые должны сопровождать группу бомбардировщиков из Румынии.
Хрюкин тут же распорядился поднять истребителей наперехват. Внезапности, на которую рассчитывал противник, не получилось. Удар был сорван. Несколько бомбардировщиков нашли свой конец в водах Черного моря.
Чтобы овладеть Севастополем, гитлеровцам потребовалось двести пятьдесят дней, а советские войска разгромили противника в Крыму за тридцать пять дней. В этом немалая заслуга авиаторов. Давая оценку действиям ВВС в Севастопольской операции, командующий 51–й армией генерал — лейтенант Крейзер отмечал: «Неоценимую помощь пехоте оказала штурмовая, ночная и дневная бомбардировочная авиация. Ее удары точно согласовывались по месту и времени с действиями пехоты».
10 мая в воинских частях состоялись митинги. Был зачитан приказ Верховного Главнокомандующего об объявлении благодарности войскам 4–го Украинского фронта за взятие Севастополя. Наименование Севастопольских получили 7–й штурмовой авиационный корпус, 807, 686, 947–й штурмовые полки, 77–й гвардейский бомбардировочный полк, 85, 402, 812, 43–й истребительные полки и 100–й отдельный корректировочно — разведывательный полк.
На другой день мы полностью блокировали аэродром Херсонес и перехватили немецкую радиограмму из Констанцы: «На Херсонес самолеты вылетать больше не будут». Стало также известно, что немецкое командование отдало войскам приказ 12 мая в 4 часа утра незаметно оторваться от советских войск, погрузиться на суда и отплыть в Румынию.
Советское командование сорвало этот замысел. Суда были перехвачены штурмовиками и бомбардировщиками и многие из них потоплены. За полчаса до начала предполагаемой эвакуации начались мощный обстрел и бомбардировка вражеских позиций, затем наша пехота и танки штурмом овладели ими. К 10 часам утра с противником было покончено. Наши войска на всем фронте вышли к Черному морю.
Мы составили сводку, характеризующую боевую ра — боту нашей армии за период с 7 апреля по 12 мая
1944 года. Вот как она выглядела.
Уничтожено вражеских танков— 113, железнодорожных эшелонов — 6, вагонов — 560, самолетов — 299,
О напряженности в боевой работе авиачастей свидетельствуют и такие цифры. В период Севастопольской операции 8–я воздушная армия сбросила на врага 2250 тони авиационных бомб, 29 ООО противотанковых авиабомб, выпустили по врагу 5282 реактивных снаряда, 263 тысячи пушечных снарядов, 818 тысяч патронов.
Наши потери были тоже немалыми. Еще перед началом штурма Сапун — горы у нас возникла идея увековечить боевую доблесть советских летчиков, участвовавших в освобождении Крыма от гитлеровских захватчиков. Теперь же, когда бои закончились, мы собрались в политотделе армии и высказали свои соображения по проекту памятника на Малаховой кургане.
— Надо непременно вкомпановать в него модель самолета — штурмовика, да так, будто он собирается взлетать, — предложил полковник Щербина. В армии нашелся свой скульптор — инженер — капитан В. и. Королев. Он представил на утверждение эскиз памятника, и началась работа. Более двух месяцев солдаты под руководством Королева долбили гранитную глыбу высотой пять метров, пока наконец памятник не предстал перед взором в том виде, каким его видят сейчас экскурсанты, поднимающиеся на Малахов курган.
Мы долго думали над текстом надписи. В конце концов утвердили такой вариант: «Пройдут века, но никогда не померкнет слава героев — летчиков, павших в боях за освобождение Крыма».
…Боевые операции закончились, и наступила необычная тишина. Мы привыкли к грохоту снарядов и бомб, дробному речитативу пулеметов и автоматов, реву танковых двигателей и гулу самолетов. И вот теперь ничего этого нет.
Закончив совещание в штабе армии, мы вышли на улицу. День клонился к закату, от разрушенных зданий по земле тянулись длинные зубчатые тени. С моря веяло прохладой.
— Давай пройдемся по набережной, — предложил Тимофей Тимофеевич Хрюкин. — Хочется подышать воздухом.
Мы спустились по ступенькам каменной исклеванной снарядами лестницы к морю, присели на чудом уцелевшую, вероятно, еще с довоенных времен скамейку. Краска на ней облезла, чугунные ножки покрылись коричне вым налетом ржавчины, рядом на плитах валялись какие то ящики, клочья бумаги, битый кирпич. За спиной стояло одинокое дерево, иссеченное осколками. Но оно жило и уже успело пустить клейкие зеленые листочки. Над бухтой кричали чайки, будто радуясь наступившей тишине. В прибрежной гальке тихо шуршали волны.
— Благодать-то какая! — закинув руки за голову, произнес Хрюкин. — Вот кончится война, уйду в отставку, куплю ружьишко и махну в какую-нибудь глухомань на полгода.
— А здесь чем плохо? Построишь домишко и будешь жить у самого моря, как в сказке, — сказал я в тон Тимофею Тимофеевичу.
— Нет, — решительно отверг он. — Я люблю, чтоб дико было. Тайгу, например. А на юге пусть детвора отдыхает.
— Да, кстати, — воспользовался я случаем. — На днях в политуправлении фронта разговор состоялся. Высказывалось предложение, чтобы восстановить «Артек».