Рыцари Радуги: Авалон

Рогозина Екатерина

– Юль, ты идёшь?

– Ага, - тут же откликнулась она.

Маша помялась, глядя на заплаканную Жюли, и спросила:

– А как Юля Ковалёва? Очень болит?

Моя мама покачала головой и улыбнулась:

– Сейчас умоемся, приложим холодный компресс и поедем в травмпункт. Не волнуйся, Маш, если что-то не в порядке, то там точно помогут. Вы идите, веселитесь. Отлично выступили, так что заслужили. Кстати, Андрей ваше выступление на камеру заснял. И кучу фоток наделали. Как отредактируем, мы вам всё в группу в инете скинем.

Машка просияла:

–

Вот спасибо! Скорее бы посмотреть!

Они с Зю умчались навстречу чаю и пироженкам, а мы посмотрели на нашу плаксу.

Вот ведь ерунда происходит. Стоило Зю стать серьёзной и самостоятельной, как у нас появилась другая рыдательница. Переходящий флаг что ли? Вот уж слово даю, что со мной точно такого не будет!

Мы потихоньку дошли до машины, где нас ждал папа. Он получил от мамы серьёзный втык за три выкуренные сигареты. Папа решил бросать курить, но пока у него не очень выходит. Мы с Жюли загрузились вместе со скрипкой и гитарой на заднее сиденье и отправились домой.

Мама по дороге позвонила Ираиде Валерьевне, рассказала, как здорово выступила Зю с девчонками, умолчала о "псевдопадении" и попросила отдать нам Жюли на ночёвку, чтобы мы смогли поболтать. Ковалёва-старшая как-то подозрительно быстро согласилась и даже не спросила, как мы сыграли. Я бы на месте Жюли обиделась, но та сидела совсем притихшая, смотрела в окно каким-то странным недоверчивым взглядом. Даже на имя своей мамы она не отреагировала привычным раздражением, как будто вообще не понимала с кем мы разговариваем, что было вообще странно.

Если они с Ираидой Валерьевной ссорятся, то Жюли потом долго фыркает и поджимает губы при одном только упоминании о семье. Видимо, что-то или кто-то нашу подружку приложил по голове слишком хорошо.

Дома папа тут же засел за комп и начал сливать фото и видео на хард, а мама нас накормила обедом. Одно в Жюли не изменилось точно: привередливость. Она долго-предолго копалась в тарелке, разгребая еду по кучкам. Лук отдельно, морковь отдельно, это я не ем, то не буду. Иногда занудство - это хорошо, но не в гостях же за столом! Правда мама привычная к этим закидонам, она уже не обижается.

В общем, мы как в сказке, Жюли накормили-напоили, разве что в баньке не попарили, и начали разговоры разговаривать. Я вытащила все фото-альбомы, начиная с первого класса, все записки, тетрадки, коллекцию листьев и минералов с Радужной планеты, а так же свою подвеску-рыбку. Мы с мамой начали вспоминать все случаи, которые могли хоть как-то остаться в памяти, но на все наши старания нам удалось услышать от Жюли неуверенное:

– Мы сюда осенью ходили...
– она осторожно вытянула фотографию из стопки, на которой мы все втроём позировали на ступенях консерватории после какого-то очередного концерта Ковалёвой.

– Ой-ой-ой, - сказала мама.
– Пойду-ка я позвоню, Ирочке, спрошу, как давно это началось...

Я не выдержала и хмыкнула:

– Да она поди не заметила вообще.

Мама нахмурилась и щёлкнула меня по носу:

– Не смей так о взрослых говорить.

Я

только пожала плечами. Не моё дело, как другие ладят с родителями, но мне не нравится, когда моим друзьям грустно.

Мы снова взялись за фотки. Ни на Хрупа, ни на Партинса, ни на Феризу не было никакой реакции. Хотя фотографии с оборотнями выходили презабавные. На изображениях не было видно крыльев, но была странная кольцевая засветка вокруг каждого иридийца, как разноцветное гало. Причём оно сохранялось и в человеческом облике, если оборотень менял форму.

Я уже не знала, что бы ещё ей рассказать, но тут у меня звякнул мобильник, пришла смска от Зю, что они уже расходятся и она будет примерно через час (тут уж как автобус нужный придёт). Благодаря мобильной звенелке, я вспомнила про самое главное:

– Жюли! Ты ж музыкант! Я сейчас!

Я отобрала у папы планшетку и полезла на базы данных с классикой. Так, что она там любит... Мне здорово помогло, что можно посмотреть Вконтачный список аудиотреков своих друзей, так что я просто поставила на воспроизведение всё подряд из этой нудятины и подключила планшетку к динамикам.

И что вы думаете?

Ноль! Ноль целых, ноль десятых реакции.

Наша Жюли сказала, что музыка очень красивая, но незнакомая. Незнакомая!!!

Холмс, но как?!

Этот человек ставит на цикл какой-нибудь "Танец Анитры" или "Болеро", когда делает уроки. И ещё нас заставляет это слушать, потому что это якобы способствует работе мозга. Но, по-моему, от этого только болит голова. Жюли ещё как-то ехидничала, что если голова болит, значит она пустая, а звуки просто там слишком сильно резонируют.

Впрочем, наверное, всё-таки музыка помогла, потому что Жюли начала реагировать на наши фотографии, начиная с первого класса, и даже почти правильно назвала некоторых. Смешно, но Альбертину она вспомнила одной из первых.

Мама закончила свои секретные переговоры с Ковалёвой-старшей и отозвала меня в сторону, пока Жюли листала альбомы с нашими каникульными фотками из прошлого лета.

Как мы и предполагали, они действительно опять вчера поссорились. Причём из-за какой-то ерунды, типа, заправки для салата. Вообразить это было легко, при Жюлиной-то привередливости. После этого они не общались ни вечером, ни утром. Тётя Ираида привыкла, что когда Жюли злится, она первой ни за что не заговорит. А ведь выяснить, что с нашей подруженцией что-то не так можно было только расспросив её саму.

– Ну и дела...
– со вздохом покачала головой мама.
– Как у вас тут продвигается?

Я отчиталась об успехах и хотела только ляпнуть что-нибудь типа, "я думала, что наша Жюли это вообще не она" (надо же как-то объяснить то видение с розами в зале, про которое я ещё никому не рассказала), как наша болезная вскочила, с грохотом уронив альбом. Фотографии порхнули во все стороны словно птички.

Жюли держала в руках одно изображение, пристально глядя на него.

– Вот...
– обернувшись, произнесла она.
– Это я. Я - голубь!