Рыцари темного леса
Шрифт:
Послышались звуки флейты, а следом и арфы. Герцог заметно воспрял духом.
— Ведь это Корпус играет, Эррин?
— Да, ваша светлость. Я взял на себя смелость позвать его.
— Но он же заламывает непомерную цену!
— Я надеюсь, что вы примете его игру как подарок от меня.
— Ты всем распорядился как нельзя лучше. Молодец! Вы как будто говорили Эррину, что не танцуете, — сказал герцог красному рыцарю. — Быть может, вы хотите удалиться к себе и отдохнуть?
— Я посмотрю, как танцуют другие. — Эррин прошел вместе с рыцарем в бальный
— Я думаю, вы тоже предпочтете танцы обществу столь невеселого гостя, как я, — сказал Эррину Карбри, и тень улыбки тронула его губы.
— Это женщина, на которой я надеюсь жениться, — весело пояснил ему Эррин.
— Так пригласите же ее, сударь.
Эррину не нужно было повторять этого дважды. Ловко пробравшись между танцорами, он хлопнул Гоана по плечу.
— Прошу тебя, друг мой, представь королевского посла другим гостям.
— Хорошо, — сказал тот и передал Эррину руку Дианы. Протанцевав, Эррин проводил свою даму в заднюю часть зала, где рабы разносили бокалы с легким белым вином, и подал напиток Диане.
— Нынче вечером вы особенно прекрасны, — сказал он ей.
— Я пришла только потому, что приглашение исходило от вас. Что вам известно об этом странном молодом человеке с белыми волосами?
— Я знаю только, что зовут его Карбри и что он посланник короля.
— У него очень грустный вид.
— Быть может, потому, что мы живем в грустные времена. Пойдемте подышим воздухом.
Они незаметно вышли через боковую дверь и поднялись в маленькую комнату, где Эррин велел развести огонь. Диана стала у открытого окна, глядя на огни Макты.
— Я уезжаю в Цитаэрон, — сказала она.
— Уезжаете? Но почему?
— Не будьте же таким глупым, Эррин! — порывисто обернулась к нему она. — Король истребляет номадов, а долги королевства растут с каждым днем. Только и слышно, что о волнениях, убийствах и грабежах. Чем все это кончится, по-вашему?
Эррин увел ее от окна.
— Не надо говорить о таких вещах там, где вас могут подслушать. Притом до Орурболга далеко, а у нас в Макте пока спокойно.
— Да, мы живем в довольстве, но деревня на грани голода, и это теперь, когда зима еще не настала. Дворянство лакомится жареными лебедями, но народ этим не накормишь, Эррин.
— Я надеялся, что зимой мы сыграем свадьбу. Выходит, этому не бывать?
Она взяла его руку и поцеловала ее.
— Отчего же не бывать. Я люблю вас. Но ведь мы можем пожениться и в Цитаэроне.
— Вы не сможете уехать без королевского позволения, а он его не даст. Герцог говорил мне, что семь знатных семейств тайно покинули пределы королевства, взяв с собой свое имущество. Так вот, их объявили изменниками, и их земли отошли в казну. Здесь ваша родина, Диана. Зачем вам жить на чужбине, страдая от ненависти и презрения своих соотечественников?
— Вы не видите того, что вижу я. Здесь правит зло, Эррин. Страшное зло, грозящее
Он привлек ее к себе и поцеловал.
— Понимаю. Времена опасные, но они пройдут. Быть может, буря нас не заденет.
Диана освободилась из его объятий.
— Одной надежды мало. Я уезжаю через два дня — у меня уже все готово. У отца, мир его праху, в Цитаэроне были большие связи, и я перевела туда деньги через купца Картана. Здесь у меня только поместье, а без него я как-нибудь проживу.
— И это все, о чем вы жалеете? Вы оставляете здесь меня, Диана. Уехать с вами я не могу.
Она посмотрела ему в глаза долгим взглядом и наконец сказала:
— Вы сами сделали свой выбор.
— Я знаю. — Он отступил назад. — Да сопутствует вам удача.
Он повернулся и вышел. В зале теперь играли быстрый танец бури, сопровождаемый смехом весело скачущих танцоров. Никем не замеченный, Эррин растворил двойные двери и ушел в ночь.
5
Ариана легко бежала по звериной тропе. Здесь каждый вечер проходили олени, но она никогда не охотилась так близко от деревни. Отец в свое время учил ее: «Когда ты здорова и сильна, уходи охотиться подальше от дома. Случиться может всякое — метель налетит или ты подвернешь себе ногу и не сможешь ходить далеко за мясом. Поэтому дичь поблизости от себя лучше не распугивать».
Он был хорошим человеком и замечательным отцом, но его унесла горячка. Тяжело было смотреть, как он тает вопреки всем усилиям матери. Перед самым концом мать приготовила ему вина с наперстянкой. Он отошел мирно, и мать с дочерью вместе плакали над ним.
Думая об этом, Ариана не заметила тонкой проволоки, протянутой поперек дороги, споткнулась об нее и упала. Из-за деревьев тут же выскочили трое мужчин. Лук она выронила и потянулась к охотничьему ножу, но один из трех с размаху рухнул на нее и пригвоздил к земле.
— Ну-ка, что тут у нас? — Мужчина уселся на нее верхом, шаря грязной рукой по ее груди. Кто-то другой стягивал с нее бриджи. Ариана дрыгнула ногой, и первый залепил ей пощечину. — Мы тебя тут уже который день караулим. Караулим и хотим. Ну давай, проси пощады. Говори: «Гриан, пощади меня!»
Она плюнула ему в лицо, и он снова отвесил ей оплеуху и разорвал на ней рубашку. Его круглая рожа казалась ей зверской, во рту виднелись гнилые зубы.
— Эй вы, сукины дети! — сказал чей-то голос, и Гриан обернулся назад.
На тропе стоял человек в черном плаще с капюшоном. Солнце светило ему в спину, не позволяя рассмотреть лица. Все трое достали ножи — Гриан сделал это, не слезая с Арианы.
Человек откинул плащ за плечи. Его правая рука у запястья заканчивалась культей, обмотанной кожаным ремнем, и оружия при нем не было. Гриан улыбнулся и встал.