Рыцари
Шрифт:
Пальцы Дэйна разжались, как разжимаются пальцы раненого воина, отпуская меч. Глориана убежала, и Дэйн остался в одиночестве посреди двора. Перед тем как войти в большой зал, Глориана укрылась в тени и смахнула с глаз слезы. Потом, сделав глубокий вдох, собравшись с силами, вошла в залитый светом зал, где рыцари, люди Гарета и Дэйна, уже пировали за праздничными столами. Девушек, разносивших подносы с едой и кувшины с вином, одаривали щипками и хлопками, а они бранились на нахалов. Возле помоста жонглер в пестром костюме подбрасывал в воздух семь золотых шаров, танцуя под затейливую
Как и предполагала Глориана, Мариетта де Тройе сидела за столом Гарета, пощипывая ножку жареной цесарки. Эгг, шотландец, развлекал ее какой-то забавной, как ему казалось, историей, без устали жестикулируя и прерывая свой рассказ глуповатым смехом. Рядом с молодой француженкой пустовало обычное место Дэйна. Место же Глорианы было чуть подальше, рядом с Эдвардом.
Все, раньше занятые едой, разговорами или услаждающие свой слух приятной музыкой, подняли на нее глаза. Все с интересом ждали, что она будет делать дальше. Глориана вздернула подбородок и гордо проследовала к главному столу, кивнув Гарету и Эдварду. Вместо того, чтобы сесть возле Эдварда, который явно поджидал ее, Глориана устроилась рядом с Мариеттой.
Оживленная болтовня моментально стихла. Эгг прервал свой рассказ, и даже музыка, льющаяся с галереи, умолкла. Хотя, возможно, это только показалось Глориане. В голове у нее так шумело, что она почти ничего не соображала.
Мариетта обернулась к ней, и на ее прекрасном лице отразилось изумление. Однако она тут же взяла себя в руки и вежливо обратилась к Глориане по-французски.
— Я плохо говорю по-английски, — сказала она. — Надеюсь, вы будете снисходительны ко мне.
Глориане сразу понравилась ее соперница, и это только все усложнило. Мариетта напоминала крокус — первый весенний цветок, пробивающийся из-под снега навстречу солнцу, распускающий свои нежные лепестки и быстро увядающий.
— А я почти не знаю французского, — ответила Глориана. — Вы, наверное, будете смеяться надо мной.
Мариетта улыбнулась такой же, как крокус, улыбкой — прекрасной и мимолетной.
— Что вы, я не стану смеяться, — сказала она. — Мне очень нужен друг.
В данных обстоятельствах эти слова можно было бы принять за насмешку, но Глориане показалось, что Мариетта говорила искренне. Девушка оказалась далеко от дома, в чужой стране, где у нее не было ни друзей, ни знакомых. Жестоко было бы отказать ей в поддержке и несправедливо было бы упрекать француженку в том, что Кенбрук полюбил ее.
— Во мне вы найдете друга, — ответила баронесса своей предполагаемой преемнице.
У входа послышался шум, и в дверях появился Дэйн. Глориана смотрела, как он шагает мимо длинных столов прямо к помосту. Он не отрывал глаз от Глорианы, и в его взгляде она ясно читала ярость.
У нее перехватило дыхание, но не от страха, а от кого-то другого чувства, которому она не нашла объяснения. Ей было даже приятно испытывать на себе этот полный бешенства взгляд.
— Вот наш муж, — шепнула Глориана на ухо Мариетте.
Мариетта робко хихикнула
— Он такой грозный, не так ли? — спросила она.
Да, в какой-то степени Глориана была согласна с этим. Дэйн пугал ее. Но ей не хотелось бежать от него, наоборот, ей хотелось остаться.
— Кенбрук слишком много время провел в сражениях, — ответила она на ломаном французском. — Если у него и были великосветские манеры, то он успел их забыть.
— У него их никогда не было, — вмешался Гарет, который подошел и встал позади них. — Он всегда был варваром и тираном, мой любимый братец.
Глориана почувствовала, как Гарет легко коснулся ее плеча.
— Прелестная музыка, Глориана, — сказал он, — я приглашаю тебя на танец.
Все остальные уже покинули стол, чтобы потанцевать немного.
— Но я еще не поужинала, — сказала упрямица. Когда она была еще маленькой девочкой и с ней занимался отец Крадок, он всегда заставлял ее читать дополнительные молитвы, надеясь, что Господь услышит их и избавит Глориану от ее ужасного упрямства. До сих пор, однако, этого не случилось, и отец Крадок, должно быть, удивлялся нежеланию Господа помочь Глориане. Но сама она считала, что у Всевышнего есть чем заняться, кроме как исправлением юных девиц.
— Как твой опекун и хозяин дома, — не отступал Гарет, чуть сильнее сжимая ее плечо, — я приказываю тебе повиноваться.
Глориана шумно вздохнула и поднялась со скамьи.
— Не смею ослушаться, — прошептала она, улыбаясь Гарету.
— Мудрое решение, — ответил он.
Едва Глориана вышла из-за стола, как Гарет схватил ее за руку и потащил с помоста, увлекая в толпу. Дэйн некоторое время смотрел им вслед, размышляя, то ли броситься за ними, то ли оставить все как есть. Потом он подошел к помосту, сказал несколько слов Мариетте и сел за один из нижних столов вместе со своими людьми.
Один из мимов подошел к Глориане и молча протянул ей маску. Глориана взяла ее — это было полусмеющееся, полуплачущее лицо, что как нельзя лучше подходило к создавшемуся положению. Глориана старалась не показывать своих чувств, но, хотя на ее лице сияла улыбка, девушку душили слезы. Она приложила маску к лицу, сделала шутливый реверанс и последовала в танце за Гаретом.
— Ненавижу его, — сказала она.
— Я не виню тебя, — мягко ответил Гарет. Он всегда был понятливым и терпимым человеком. — Я слышал, ты собираешься поселиться в деревне, в доме своего отца, одна, в обществе одних лишь служанок.
— После церемонии посвящения Эдварда в рыцари я тут же покину замок, — подтвердила Глориана.
Гарет вывел ее из шумной залы в прохладный коридор, тускло освещенный масляными светильниками, вделанными в стены. Глориана опустила маску и рухнула на скамейку. Силы оставили ее, но она устала не от танцев. Попытки сохранить достоинство истощили ее до предела. С того момента, как вернулся Дэйн, она чувствовала себя хрупкой, словно яичная скорлупка.
Опершись ногой о скамью, Гарет несколько мгновений молча смотрел на нее. Затем он вздохнул, и Глориана впервые заметила, что он постарел.