Рыцари

Миллер Линда Лаел

Дэйн, который все утро и весь день был сама любезность, видя скуку Глорианы и даже ее отвращение к турниру, пытался заинтересовать ее, комментируя тот или иной прием. После того поцелуя в саду отношения между ними заметно улучшились, но Глориана боялась рассчитывать на большее и потому просто наслаждалась несколькими часами счастья. Ведь ни Мариетта, ни маячившая перспектива пожизненного заключения в монастыре никуда не исчезли.

Проводив Глориану до дверей большой залы, Дэйн коснулся кончиками

пальцев помрачневшего лица.

— Ты ведь не станешь покрывать волосы, — сказал он, — когда закончится служба?

Глориана почувствовала, что у нее вспыхнули щеки и теплая волна захлестнула сердце. Она отрицательно покачала головой.

— Нет, милорд, — спокойно ответила она. Довольный, Дэйн отпустил ее, и Глориана поспешила к себе.

Джудит принесла в спальню ванну и согрела воды. Глориана поспешно ополоснулась и вышла в свой маленький дворик, села там на скамейку и принялась вычесывать из волос пыль. Вечер был теплым, легкий игривый ветерок доносил до нее звуки свирели.

— .Я так горжусь господином Эдвардом, — призналась Джудит, которая тоже была покрыта пылью с головы до ног. Ей одной из всех слуг, которые были заняты приготовлениями к праздничному ужину, позволили присутствовать на турнире. — Знаете, у него появилась поклонница — та француженка, которую привез с собой ваш муж.

Сегодня Глориана была так счастлива, что почти совсем не вспоминала о Мариетте, и сейчас ощутила какое-то чувство вины.

— Откуда ты знаешь, Джудит? Бедняжка практически не выходила из своей комнаты, с тех пор как приехала в замок.

Несмотря на симпатию, которую она испытывала к Мариетте, Глориана все же почувствовала укол в сердце.

— Мадемуазель наверняка смотрела на Кенбрука, а не на его брата, — возразила она, поднимаясь, чтобы пойти в комнату, где собиралась надеть зеленое платье, которое очень шло к ее золотисто-рыжим волосам.

Джудит поспешила за ней.

— О нет, миледи, ее глаза следили только за Эдвардом, за ним одним и больше ни за кем. Мою сестру Мэг попросили сопровождать мадемуазель Мариетту, потому что утром у этой ее противной Фабрианы разболелась голова. Так вот, Мэг сама сказала мне.

Конечно, Эдвард был красивым юношей, тем более сейчас, когда он надел рыцарские доспехи. Не удивительно, что Мариетта нашла его привлекательным: симпатии всегда возникают так неожиданно.

Но все же эта новость удивила ее.

Улыбнувшись, Глориана напомнила себе, что Кенбрук не единственный красивый мужчина на свете. Одеваясь, она что-то тихонько напевала. Теперь, если только Эдвард обратит внимание на этот нежный французский цветок…

— Могу я идти, миледи? — спросила Джудит, отвлекая Глориану от приятных размышлений. — Для слуг сегодня вечером тоже устраивают праздник.

— Иди, — разрешила Глориана,

снова улыбнувшись.

Она сама заплела волосы в тугую косу, перевив ее золотыми и зелеными лентами, которые купила еще на летней ярмарке. Уложив косу вокруг головы, Глориана накинула на плечи светло-зеленый плащ. Когда она удовлетворенно разглядывала свое отражение в серебряном зеркале, начали звонить колокола, собирая всех на молитву.

Когда Глориана пришла в церковь, там уже было полно народу. Эдвард со своими товарищами сидел на скамейке у подножия алтаря.

Все они были неотразимы в новых красно-золотых мантиях. На передней скамье сидели Гарет с Элейной и Дэйн — один. Позади них, рядом с дверями, толпились слуги. Глориана стояла в нерешительности, пока взгляд Кенбрука наконец не отыскал ее.

Он просиял улыбкой, и только этого приглашения и ждала Глориана, чтобы подойти к нему. Она поспешила протиснуться сквозь толпу, стоящую в проходе, чтобы занять свое место рядом с мужем. Дэйн тоже помылся и переоделся. Сейчас на нем была свежая рубашка, камзол и штаны из скромной серой и коричневой шерсти.

Прежде чем сесть на скамью, Глориана наклонилась, чтобы поцеловать бледную щеку леди Элейн. Гарет, казалось, был целиком погружен в свои мысли и рассеянно приветствовал Глориану легким кивком головы. Эдвард, повернувшись, одарил ее радостной улыбкой.

Сев, Глориана почувствовала, как напрягся Дэйн.

— Щенок, — пробормотал он. Глориана подавила улыбку.

— Будь добр, — успокаивающе сказала она своему ощетинившемуся мужу, — ведь это в конце концов дом Божий. — Внезапно Глориана посмотрела на старую, знакомую часовню другими глазами. — Именно здесь освятили наш брак!

— Кажется, да, — отрешенно ответил Кенбрук. — Я тогда был уже на полпути в Италию, а ты была еще совсем девчонкой и жила в Лондоне, когда наши доверенные люди произнесли здесь слова святой клятвы.

Она вдруг вспомнила, как впервые пришла в эту церковь со своей приемной матерью Эдвенной. Она молилась тогда, чтобы никто не узнал их с Элейной тайну, что ее когда-то звали Меган. Она пришла сюда из другого мира — дочь богатых, но не интересовавшихся ею родителей, англичанина и американки.

— Глориана? — Взволнованный голос Дэйна ворвался в ее воспоминания, возвращая к действительности. — Что с тобой, Глориана, на тебе лица нет!

У нее закружилась голова, а по всему телу разлилась странная легкость. Ей показалось, что сейчас она упадет в обморок. Никогда в жизни Глориана не теряла сознание, даже когда однажды летом упала с дерева и сломала руку. Она не помнила, где это случилось. Здесь, в Англии, или в той лежащей за океаном стране, которой еще нет ни на одной карте?

— Глориана, — снова позвал Дэйн.