Рыцарство
Шрифт:
Бьянка бросила еще один взгляд на мессира Лангирано, поднялась и пошла в замок, по дороге размышляя о только что осмысленной странности, но потом её мысли снова вернулись к Сордиано. Рыцарские традиции были вековыми, и в основе кодекса чести лежал принцип верности сюзерену и долгу. Поощрялись воинская отвага и презрение к опасности, благородное отношение к женщине, помощь нуждающимся членам рыцарских фамилий и Церкви. Осуждению подлежали скаредность и трусость.
Но предательство не осуждалось. Оно не прощалось. Никогда.
Глава 17.
Между тем, начальник
Эннаро считал, что массарий прав в своих предположениях. Он сразу понял Энрико и не обиделся его предположениям. Все верно. Безусловно, у заговорщиков был свой человек в замке. Мысль же о том, что это Пьетро Сордиано, была особенно болезненной - Эннаро доверял Пьетро как самому себе. Энрико говорил, что Сордиано хотел в суматохе убить мессира Лангирано, потому что был влюблён в его жену. Эннаро знал о влюбленности Пьетро, но не верил в то, что причиной предательства была любовь. Разделаться с Амадео ди Лангирано Пьетро мог и из-за угла, но предавать его самого, заменившего ему отца, и графа Феличиано, сына благодетеля своего отца?
Это совсем Бога забыть надо, рыцарскую честь потерять.
Эмилиано Тодерини был сыном Гильельмо Тодерини, бывшего главы Совета Девяти, смещенного графом Феличиано, обнаружившим немалые злоупотребления последнего. Эмилиано примкнул к Реканелли с благословения отца, но когда узнал, что напасть на братьев Чентурионе придётся в храме, странно дрогнул. Паоло же Корсини ожидал, что братья Реканелли захватят тирана Феличиано Чентурионе и будут судить, и кровавая драма под церковными сводами испугала его. Ужаснул его и тот, кому граф Феличиано был обязан спасением, и чье имя толпа теперь превозносила - мессир Северино Ормани. Оба пленника были удручены и сокрушены сердцем, и потому мессиру Меньи не пришлось, к его немалому изумлению, прибегать к угрозам. Правда, Тодерини знал немного, ибо присоединился к заговору поздно, Паоло же подтвердил, что переговоры Джузеппе Реканелли вёл именно с Пьетро Сордиано, дважды побывавшем ночами в доме Реканелли, но сколько ему было уплачено - о том не знал.
Эннаро ощутил тяжелую, давящую сердце усталость. Сомнений не было, его предали. Он с трудом поднялся и, дав знак своим людям идти за ним, покинул каземат. Тантуччи и Пассано молчали, и Меньи, просто желая лишний раз убедиться в том, в чём и без того не сомневался, спросил подчиненных, верят ли они в вину Сордиано? Тантуччи кивнул сразу, Пассано помедлил, но встретившись с Эннаро глазами, твердо ответил.
– Да, это он. Я видел его как-то вечером у палаццо Реканелли. Правда, в голову ничего дурного не пришло. Да и как можно-то? На наших глазах вырос.
– Крочиато сказал, что он из-за этой, епископской сестрицы, на это пошёл...
– проронил Меньи, рассчитывая, что услышит опровержение.
Но Пассано пожал плечами.
– Дышал он в её сторону неровно, это верно. Но Раймондо ди Романо сестрицу кому попало никогда не отдал бы. Кто такой Пьетро Сордиано, чтобы о такой родне мечтать?
В разговор вмешался Сильвио Тантуччи.
– Так не потому ли он на предложение Реканелли и клюнул? Надо бы обыскать его комнату. Если ему заплатили - деньги там, больше ему их и хранить негде, разве что зарыл где...
Эннаро Меньи потёр шею и поморщился - шея болела от удара мерзавца в монашеской рясе, с которым даже не удалось сквитаться, его тут же уложил Ормани. Вот это герой... Меньи снова вздохнул и кивнул Пассано.
– Дело Сильвио говорит. Возьми у матери ключи, поищем.
Тот кивнул, и едва Меньи и Тантуччи подошли к дверям комнаты Пьетро Сордиано, нагнал их с ключами. В комнате не было ничего примечательного, на столе оставались следы утренней трапезы, одеяло было небрежно наброшено на постель. На небольшом сундуке в углу нависал замок. Пассано хотел было попытаться подыскать ключ в материнской связке, но Меньи не хотел тратить время впустую и ударил мечом по скобам замка, тут же и вылетевшим.
В сундуке под вещами лежали деньги, коих при пересчете, тут же произведённом Сильвио, оказалось триста дукатов. Да, столько Пьетро за службу не платили...
– А предательство подорожало, - неприязненно заметил Никколо, - за Господа нашего тридцать монет серебром взято, а этому в десять раз больше дали, да ещё золотом.
Эннаро Меньи мрачно озирал монеты.
– А где Микеле Реджи? Они же неразлучны были... небось, сбежал?
– Да нет, в храме убирать помогал, видел я его, - отозвался Сильвио Тантуччи, - да в драке он на Тодерини кинулся.
Микеле Реджи подлинно никуда не убегал - и не собирался. Его случившееся искренне удивило. Он знал о влюблённости Пьетро, но даже предположить не мог, что тот отважится на предательство. Теперь он понял, что, оказывается, Пьетро лгал ему, говоря о дружбе и доверии. Ни на волос он ему не доверял. Микеле чистосердечно рассказал Эннаро Меньи всё, что знал, но знал, как выяснилось, совсем немного.
Эннаро махнул рукой и побрёл к себе. Пару раз споткнулся на лестнице, несколько раз останавливался, чтобы перевести дыхание. Меньи понимал, что Феличиано не упрекнёт его за то, что в ряды охраны затесался предатель, ибо знал благородство графа, но при мысли, что по его оплошности произошла трагедия, сердце сдавливало тисками. Как сам Эннаро покажется завтра на отпевании? Как посмотрит Феличиано в глаза? Господи, как Чино обожал брата, как любил его...
Следующий день начался в замке задолго до рассвета и был днем похорон. Катарина Пассано и епископ Раймондо не спали всю ночь, хоть Амадео и сменил их на Бдении.
– Избавь, Господи, раба Своего Челестино от всякой тревоги, как Ты спас Ноя от потопа, как Ты вывел Авраама из земли Халдейской, как Ты избавил Иова от его страданий, как Ты избавил Моисея от руки фараона, как Ты избавил Даниила, брошенного в ров со львами, как Ты избавил трёх отроков из печи огненной и от царя неправедного, как Ты избавил Сусанну от лживого обвинения, как Ты избавил Давида от царя Саула и от Голиафа, как Ты избавил Апостолов Петра и Павла из темницы, избавь, Господи, раба Своего Челестино, через Иисуса Христа, нашего Спасителя, принявшего за нас смерть и даровавшего нам жизнь вечную. Аминь...
– читал над гробом Раймондо литанию.
– Господи Иисусе Христе, вверяем Тебе раба Твоего Челестино и молим Тебя, Искупитель мира, прими милостиво его в Своё Царство и одари вечной радостью, ради Своего милосердного сошествия с небес...