Рыданья
Шрифт:
Сейчас новые люди нужны, а не такие отсталые, как я. Молодые, пробивные, которые все умеют делать. Все-все, от начала до конца. Один такой даже поселился рядом с нами. Снимает квартиру того самого деда. Все время улыбается и здоровается, как будто мы сто лет знакомы. А кто я ему, чтобы он так со мной здоровался?
И за маму я переживаю: она такая доверчивая. С тех пор как умер папа, сидит одна и разговаривает с фотографиями. Я ей звоню каждый день, но что толку? Столько раз ей говорила: оставь ты свою квартиру, поменяй на другую, поближе ко мне. Ничего не помогает: я здесь прожила почти всю жизнь, здесь и умру. И все
Хуже всего, что у меня заканчиваются деньги в банке. Да, я кое-что отложила за несколько лет. Немного, конечно, но все-таки. Думала, что-нибудь куплю: может, машину или однокомнатную квартирку Ане. Сейчас, когда ввели закон о принудительном выселении, можно дешево купить квартиру.
Пришлось все снять со счета — не буду же я у него просить деньги на сигареты и корм для кота. Ему бы это не понравилось, я знаю, любимому мужу это бы не понравилось. Состроил бы кислую рожу, стал говорить о трудностях. Нет, нет, не дождется, не буду я его ни о чем просить. Ни о чем. Я пока сама могу купить себе трусы и колготки.
Во время первого визита врач дал мне несколько советов и выписал рецепт. Во-первых, много гулять, побольше общаться с людьми, разговаривать, не думать о плохом. А во-вторых, прозак. Начала принимать, и действительно все как-то изменилось. День стал длиннее, и на душе как-то поспокойнее. Ну и ноги. Почти перестало сводить. Серьезно, не так, как раньше. Всю жизнь у меня сводило ноги, а теперь все прошло. Значит, лекарство действует.
В конце концов я начала выходить на улицу. Насмотрелась бреда по телевизору, хватит. Пётрек на работе, Аня в школе, а я иду в город. Пешком, пешком, нечего тратить деньги на автобус. Никогда в жизни я не ходила в парк, а сейчас — пожалуйста. Пройду несколько шагов, сяду на скамеечку и смотрю на людей. Все куда-то спешат, все бегом, бегом. А я? Я сижу на своей скамейке и делаю вид, что тоже чем-то занята, только присела на минутку отдохнуть.
Сначала я не могла заходить в магазины. Сама не знаю, что со мной творилось. Меня сразу начинало трясти. Входила в гастроном и думала, что могу съесть все, что лежит на прилавках. Нет, я не была голодной, и тем не менее. Или в магазинах электротоваров: мне хотелось все посбрасывать с полок. Только это бессмысленно, меня бы вышвырнули из магазина, и что дальше?
Иногда мне даже нравится ходить с Мариолей на разные встречи по поводу работы. Люди там такие испуганные. Все: и те, у кого нет работы, и те, что с нами беседуют. Тесты, мотивация, не верю я во все это. Что? Чтобы стать секретарем, нужна мотивация? Чушь какая-то.
Однажды нам раздали тесты. Хуже, чем контрольная работа в третьем классе. Никто не знал, что делать: дать списать или самому списывать.
В магазине на Мицкевича поменяли оформление витрины. Надпись на полмагазина: распродажа. Я стою и смотрю: сумки, косметика, белье и пальто. Одно мне даже понравилось. Бархатное, черное, расклешенное книзу, и воротник из серого меха. Карманы накладные, такие, как я люблю, и без пояса. Кому нужны эти пояса?
Аня меня иногда пугает. Еще год назад: мамуля, мамочка, — а сейчас? Только дурацкие наушники и полная тишина. Сколько можно слушать одно и то же? Я знаю, знаю, переходный возраст: отрицание всего, ненависть, мысли о самоубийстве и неизвестно что еще. Я тоже училась в лицее. Когда тебе семнадцать, хочется все мировые проблемы решить одним махом. Только зачем при этом меня оскорблять?
Я обожаю бархат. У меня чувствительная кожа. Как только надеваю что-нибудь бархатное, сразу же поднимается настроение. Нигде ничего не чешется, и я успокаиваюсь.
Пётрек и Аня не переносят Титуса. Что за чушь, кому вредит кошачья шерсть, откуда аллергия? Я вообще в это не верю. Просто они не любят кошек, и все. Никто не выведет его погулять, никто не покормит, никто мне не помогает. Хотела, так получай? Только я еще другое хотела, а этого нет.
Я стала думать: почему меня не хотят брать? Должна же быть какая-то причина. У меня есть образование, опыт, а на работу не берут. И тут я прохожу мимо зеркала в прихожей, смотрю: боже, что за лицо? Глаза, волосы, кожа и усики над верхней губой. Столько лет на себя смотрю, а усиков не видела? Нет, они были, были, но не такие, как сейчас. Ну конечно, разве можно с таким лицом показываться людям и искать работу?
Недавно я была с мамой у отца на могиле. Боже, сколько новых могил появилось у забора. Ну и мама опять за свое: что надо наконец поменять надгробье, что отец всю жизнь хотел из черного мрамора, что надо посадить какие-нибудь деревья, чтобы ему не так дуло, и все такое. Когда она это говорила, я так странно себя почувствовала, как будто он еще жив. А может, он и правда где-то здесь?
Я понятия не имела, что коты столько спят. Переживала, не знала, что с ним делать. А он спал и спал себе. Проснется, походит немножко и снова спит. А потом вдруг перестал спать. Орал по ночам, бросался на шторы, не давал себя погладить. Жизнь стала невыносимой, и я пошла с ним к ветеринару. Тот его кастрировал, и сейчас он опять спит и спит. И что за жизнь у такого кота?
Усики я удалила на следующий же день. Пошла к косметичке. Сейчас есть такие новые методы, провести машинкой под носом, и все. Почти совсем не больно. Ну чуть-чуть, но оно того стоило. А косметичка меня еще спрашивает, выдержу ли я, потому что существуют другие методы, но нужно приходить несколько раз. Нашла дурочку, чтобы платить ей за каждый визит. Один раз удалила, и все дела.
Я снова пошла в тот магазин на Мицкевича. Второй этаж: белье, маечки, платья и в самом конце пальто. Я вообще не хотела его примерять. Зачем? Денег нет, так зачем мерить? А продавщица уговаривала примерить. И уговорила. В принципе, почему бы нет? Что, обязательно сразу покупать?
Я его примерила. Сидело идеально, просто идеально. Я стала выше ростом, солиднее. Манжеты, я всегда хотела такие манжеты: широкие и подвернутые. Черные пуговицы, гладкие и сверху закрыты клапанами. Ну и подкладка: мягкая, элегантная. Чудо, просто чудо.
Я вышла из примерочной и подошла к зеркалу у окна. Иду не торопясь, а в другом конце зала замечаю одного из жильцов, у которого все время засорялась канализация. Он, как только меня увидел, остановился, поклонился и говорит: Здравствуйте, пани начальник. Я ему отвечаю: Здравствуйте, — и не спеша иду дальше. Все время вижу его в зеркале: он встал, как вкопанный, и смотрит на меня. А я — ноль реакции: ко мне на кривой козе не подъедешь.
Иногда я представляю себе такую сцену. Сижу я в гостинице у моря, внизу, в вестибюле. Мы были в таком отеле с Пётреком, когда Аня была еще маленькой. Подходит ко мне брюнет и улыбается. Ничего больше, просто улыбается. Я улыбаюсь ему, мы идем наверх. Просто так, без слов, без всякого лицемерия. Идем наверх, он открывает дверь, снимает рубашку, брюки и трусы. Без лицемерия и пустых разговоров. Я это сделаю, честное слово, сделаю.