Рымба
Шрифт:
Волдырь курил, убирал со стола, ковырял в печи кочергой и молчал, но Слива видел, тот слушает внимательно и, кажется, не удивлен.
– Никто, главное, не виноват ни в чем, а мне не легче, – заговорил опять Слива. – Везде подвох вижу. Вот рассуди. Работал я на одного хозяина. Плитку клеил во дворе, возле бассейна. Богатый хозяин. Умный. Образованный. Посмотрел, что я ровно кладу, говорит, дам тебе три рубля, как закончишь. А мне как раз три рубля надо было, последние алименты уплатить, дочке восемнадцать уже. Поклеил я, а он говорит, нет сейчас денег. Потом. Я говорю,
– Плитку умеешь – это хорошо, – похвалил Волдырь.
– А отец Ианнуарий говорит, не прав. Говорит, надо было простить. Неужели тебе легче стало, спрашивает. Так ведь и правда легче! Откуда такая подлость?
– Собак, значит, не боишься – это хорошо, – ответил Волдырь.
– Весело с тобой болтать, дядя Вова, – усмехнулся нерадостно Слива, – умеешь беседу поддержать.
– Ага. Это я могу. – Волдырь в улыбке сощурился, глаза спрятались в морщинах. – Тренировали на собак, что ли?
– Да нет, они меня с детства любят почему-то. Не кусают. Я когда бичевал в городе, один парень молодой своего питбуля на меня, пьяного, травил-травил возле помойки, а тот хвостом виляет. Нюхает. Улыбается. Хозяин не выдержал, пинка ему дал. И мне заодно.
– Матильде-то попало от хозяина?
– Навряд ли. Он же знал, что меня не кусают. Да он и сам ее боится. Зверюгой называет. Жена-дети вообще не подходят…
– Вот что, Слива-дружок, если силы есть, давай-ка дойдем до Мити. Смогешь?
– А зачем?
– Надо, значит. Заодно познакомлю с хорошими людьми.
– Мож, потом?
– Пойдем, говорю. На вот тельняшку, вместо исподней своей рубахи надень.
Снаружи дул ветер и светило солнце. Озеро под ним сияло. Было холодно, и видно далеко в прозрачном воздухе. С трех сторон, сколько хватало глаза, яркая синева неба отделялась чертой горизонта от темной синевы воды. С четвертой, северной стороны лес готовился к зиме, облетая листьями. Каменный мыс головой змеи вдавался в озеро. Ели чернели на нем, прятали в вершинах маковку церкви.
«На Бесов Нос похоже, – думал Слива и втягивал грудью холод ветра, – только лучше. Да! Это оно. То, что мне нужно».
Деревня косым строем вытянулась вдоль дорожной колеи по берегу. Волдырь повел Сливу в сторону Митиного дома. Слива с любопытством оглядывал избы с заколоченными окнами, уже закрытые на зиму, полуголые деревья за заборами, усыпанные прелой листвой огороды.
– Раньше, видишь, было стадо колхозное и поля под рожь, – по пути показывал рукой Волдырь, – покосы. Да на мельницу зерно возили. Дорога осталась от телег, от трактора. Колхоз давненько упразднили, мельницы нету, поля заросли, стадо на мандеру увезли. Митя с семьей для себя косит, скот-огород у них. С Любашей они душа в душу, трое детей. Старший в городе учится, на строителя, что ли. Стёпка с Верой близнецы: он спортсмен, она хозяюшка, мамке в доме помогает.
По дороге Волдырь рассказал Сливе почти все, что знал о Митиной семье. Из-за дома с новыми окнами, куда они подошли, выскочила белая лайка с черным пятном вокруг левого глаза, пролезла под изгородью и подбежала к ним. На морде ее светилась улыбка.
– Знакомься, Белка, это Слива, – сказал ей Волдырь.
Слива слегка наклонился, протянул руку и скрюченными пальцами почесал Белку по боку, ближе к хвосту. Та встала не шевелясь и чуть опустила голову, словно задремала.
– Вот шаболда [7] ! – громко сказал Митя.
7
Шаболда – проститутка (жарг.).
Он вышел на крыльцо в ярком комбинезоне, видно, собирался уехать. Высокого роста, широкоплечий, с небольшим пузцом.
«Сильный мужчина, – про себя отметил Слива, – под насадку стриженный».
– На охоту, вишь, редко беру, так ведь и дом не охраняет, – посетовал Митя. – Хоть бы гавкнула на незнакомого, Белка, едрит твою! Заходи, мужики! – Он толкнул изнутри калитку.
Во дворе пожали руки. Слива с трудом сдержал Митину лапу и его внимательный взгляд.
Митя радостно улыбался:
– Ты, Слава, железный человек, как я гляжу! Ночью без памяти лежал, а сейчас уже на своих ногах.
– Это вам с супругой спасибо и дяде Вове, – смущенно пробормотал Слива.
– Без Манюни не обошлось, – добавил Волдырь.
Митя словно не заметил реплики:
– Стёпка в окно издаля вас заметил, утром он приехал, раньше времени. О, говорит, Николаич утопленника ведет! А Веруня давай его пытать, мол, какой он из себя, страшный небось? Да не, говорит. Прикольный. На льва Бонифация похож. Как это? Ну, рожа бурая, грива сивая и тельняшка, как в мультике. Заходите, чаю-кофею пейте.
– Вот какое дело, Митрий. – Волдырь состряпал озабоченное лицо. – Я ж вчера у Марь Михалны бутылку в долг брал, самогону. На припарки. – Волдырь кивнул на Сливу. – Хотел вернуть поскорее, так мне за ней в село надо ехать, халтуру искать. Работа-то есть, но вот товарищ мой слаб еще, одного не хочется оставлять…
– Понятно, – перебил его Митя. – Там, в сарае, корзина с сетями. Надо перебрать. Сделаешь – возьми у Любани бутылку. Только самогона пока нет, брага еще не выходила.
– А что есть?
– Водка.
– Что за водка? – деловито уточнил Волдырь.
– Обычная водка. Русская, – строго пояснил Митя. – Из этилового спирта и воды. Что, не будешь брать, что ли?
– Буду, буду! – заторопился тот.
– Я сейчас уеду на берег, дела там обтяпаю, вечером вернусь. Бензин для дырчика надо привезти.
При слове «дырчик» Слива быстро глянул на Митю, и Митя это заметил.
– Вы уж, Дмитрий, обо мне на берегу не говорите никому, ладно? – попросил Слива.
– А если ищут тебя?