Рысюхин, ты что, пил?
Шрифт:
Зашёл к Евгению Мироновичу — его снова не было на месте. Самое обидное — входов в здание только мне известно два, сколько на самом деле — неведомо. Потому полагаться на стоящего на посту унтера было нельзя и приходилось каждый раз бегать на третий этаж и обратно. Тут я спохватился: время-то обеденное! Скорее всего, он в излюбленной ресторации. Но, а вдруг нет? Как я буду выглядеть, слоняясь по залу? И что же делать? «Что делать, что делать… Билет покупать, до Могилёва!» — внутренний голос был как никогда прав. Я же за этим, официально, в Минск и приехал!
Обедать как следует я, после бабушкиного «перекуса», был ещё не готов, но что-то пожевать хотелось. По дороге на вокзал купил
На вокзале я испытал минуту паники: поезда Минск — Могилёв в расписании не было! Поймал какого-то железнодорожника, тот направил меня в справочное окошко. Оказалось, что для пригородного поезда расстояние велико, а для пассажирского — маловато и расстояние, и количество пассажиров. Потому ехать надо на проходящих поездах либо на минских поездах дальнего следования. Глянул из любопытства на поезд Петербург — Одесса и мне чуть плохо не стало от цен. С другой стороны — скорый поезд из столицы на курорт, в разгар сезона, вагоны только первый класс и люкс, что тут скажешь?
В итоге остановился на скромном пассажирском поезде, который шёл из Минска в Харьков не короткой дорогой через Гомель и Киев, а замысловато петлял через Бобруйск, Могилёв, Брянск, Курск… Понятия не имею, чем был обусловлен такой маршрут, но меня в нём всё устраивало, в том числе и неспешность. Нужный мне выходил из Минска без двадцати десять вечера второго августа и прибывал в Могилёв в восемь утра третьего числа. Купе второго класса, как мне объяснили, отличалось от пригородного вагона того же класса тем, что выгородки с двумя двухместными диванами сменялись на закрытые комнатки с двумя почти такими же диванами, но рассчитанными на двоих, а не четверых пассажиров. Диванчики проводник мог по желанию превратить в постель, что и обусловило выбор именно ночного поезда. Чем плохо: сел в вагон в Минске, и приехал на место утром, выспавшийся и готовый к делам, для которых у тебя впереди целый день. Но и цена удовольствия, даже с учётом того, что поезд «медленный», впечатляла — тридцать семь рублей сорок копеек.
После возвращения с вокзала я наконец-то застал своего следователя.
— Господин Рысюхин? У вас что-то случилось? Надеюсь, это не связано с темой нашей предыдущей встречи?
— Нет-нет, ничего общего. Мне тут недавно стали известные некоторые факты, которые меня встревожили, точнее, возможные последствия. Если позволите, я хотел бы изложить всё подробно, на это мне понадобится около десяти минут. Если вы скажете с уверенностью, что это мои досужие фантазии — я с большим облегчением поеду домой.
— Ну что ж, десять минут у меня всяко есть.
Я изложил всё, что касалось ожидаемого искусственного дефицита крепкого спиртного в Минской и смежных губерниях, а также чем это может грозить. В заключение добавил ещё свежие данные.
— Пока ждал поезда, услышал разговор обывательниц на перроне. Они обсуждали слух о том, что скоро пропадёт из продажи мыло и собирались его закупать про запас. Дескать, жира не хватает, всё уходит на консервы для армии.
— Бред сивой кобылы!
— Согласен.
— Для мыла вообще используются растительные жиры или технический жир, к пищевым продуктам это вообще отношения не имеет. И почему именно армейские консервы?!
— Ещё раз — согласен, и это абсурдно, но многие верят! Если из-за таких легковерных где-то действительно возникнет дефицит мыла — ситуация станет лавинообразно разрастаться
— Пугающую картинку рисуете, Юрий Викентьевич. Пугающую, и правдоподобную.
— Проверьте ещё, по вашей линии, нет ли похожих слухов про соль и керосин.
— Почему именно эти товары? Не сахар и мука, например?
— Сахар не так критичен для большинства простых людей, он довольно дорог, и на селе часто заменяется другими подсластителями. Ситуация с хлебом, как я подозреваю, находится на постоянном контроле. А исчезновение соли и керосина способно сильно ухудшить, как бы это выразиться, качество жизни большого числа людей.
— Посмотрю. Хотелось бы, чтобы всё это оказалось досужими фантазиями, но не могу себе позволить такую позицию. Одно скажу — рапорт я подам, и расследование мы проведём. Такое одновременное закрытие сразу нескольких заводов не может быть случайно, как минимум, сговор с целью спекуляции там чрезвычайно вероятен. Если же вы правы в своих опасениях — его у нас заберут парни из СИБ[2], но до того побегать придётся.
— Мне только непонятно, почему именно эти губернии? Почему не приграничные, не прибалтийские, а именно наши?!
— Пока не знаю, хоть некоторые соображения есть. В любом случае, езжайте домой и готовьтесь к учёбе спокойно, дело мы к расследованию примем, в этом я уверен.
Пожав на прощание руку Подпёску, я вышел из кабинета с большим облегчением на душе. В любом случае, есть там какой-то заговор или нет, им займутся профессионалы, моя же совесть чиста.
[1] Всё, как в нашей истории. 27 разных дюймов одновременно имели хождение по Российской Империи. Польша дала три варианта, ВКЛ — два, не считая «своего суверенного» дюйма в Лифляндии, Эстляндии и где-то ещё в Прибалтике. У финнов два своих и один соседский, норвежский. В Германии после её объединения было три волны «сокращения поголовья», удалось дойти с семи до трёх штук к моменту перехода на СИ. В Австро-Венгрии тоже начинали с пяти. Самый маленький дюйм был, если склероз ни с кем не изменяет, 22.4 миллиметра, самый большой (испанский) — 33 мм ровно. В первом серийном паровозе Харьковского завода вообще не было взаимозаменяемых болтов и гаек, каждая деталь крепилась своим, уникальным крепежом — оттуда же ноги растут.
[2] Служба Имперской Безопасности, занимается преступлениями против короны, государственной целостности и общественного строя, то есть тем, что может угрожать безопасности Империи как таковой. Уравновешивает Корпус жандармов во внутренних делах и взаимно контролирует его. Во главе Службы — князь Медведев.
Глава 29
Поездка домой прошла вообще привычно, как на Воронке в Алёшкино. А ведь ещё два месяца назад любая поездка на поезде представлялась событием и приключением. Развлекла, если так можно выразится, только беседа соседей по выгородке. Один из них держал в руках какую-то питерскую газету и зачитывал из неё заголовки либо куски статей, второй комментировал, достаточно едко, а иногда у них получались настоящие обсуждения.
— Граф Кротовский продал родовое имение под Петербургом купцу Хоромникову.
— Кротовский, Кротовский… Погоди, это же известный род артефакторов, но у них родовые владения где-то на юге, не то на южном Урале, не то на северном Каспии или где-то между. Откуда у них родовое имение под Питером?!
— А то ты писак этих, — первый потряс газетой, — не знаешь? Им, особенно безродным, что «принадлежащий роду», что «родовой» — одно и то же. Небось прикупили когда-то домик по случаю, сейчас стал не нужен, вот и продали.