Рыжая проблема альфы

Линд Алиса

А эффект неожиданности выдался на славу. Щуплый вскакивает, будто хотел броситься на альфу, но замирает на середине движения, прожигает Шейда разъяренным взглядом, а тот откидывается на стуле. Смотрит на бывшего друга, как на букашку.

— Что, Трой, не выгорело? — в его голосе слышится насмешка. — Выбирай. Дуэль или расстрел.

Остальные члены совета молча пялятся в экран, на котором транслируются жестокие кадры издевательства надо мной видом из моих глаз. Отворачиваюсь, а звуки все равно режут по ушам.

— Застрели меня

лучше, — потухшим голосом выдавливает Трой и усаживается обратно на стул.

Ну и трус. Хотя, полагаю, он только и может, что кусать исподтишка. Да и по комплекции он сильно уступает Шейду. Тот, ясное дело, его разорвет на клочки.

— Идет, Трой, — мрачно соглашается Шейд, потом обращается к остальным. — Вэл, разбуди Мэтта, пусть заберет Рэйвен в клинику. Юджин, вызови конвой. Трой отправляется под стражу до приведения приговора в исполнение. Бернард — к утру мне нужен полный отчет по активам клана.

Стоит Шейду замолчать, все трое заместителей оживляются. Водолазка обещает к утру сделать и уходит, Сердитый отходит к окну и звонит. Похоже, Мэтту. А Заплывший направляется к двери и вскоре возвращается с двумя волками, одетыми в спецовку типа спецназовской.

Щуплый так и сидит за столом, шаря взглядом по столешнице.

Конвойные волки, которых вызвал Заплывший, подходят к Трою, надевают ему на шею тонкий стальной обруч, поднимают, скрепляют руки за спиной толстой пластиковой стяжкой. Заплывший переглядывается с альфой, тот кивает, и предателя уводят.

А потом за мной является Мэт с бригадой верных волков-врачей. Шейд не подходит. Со стороны смотрит, как люди в белых халатах помогают мне улечься на каталку и вывозят из переговорной.

Я хотела от него большего участия. Но он, похоже, сильно на меня злится. А мне не стоит быть на него сердитой? Он воспользовался мной, понравился мне, а потом в лицо заявил, что никакого общего будущего у нас не будет. И сейчас ведет себя невероятно холодно. Как будто ему все равно. Наверное, так и есть, и горько это осознавать. Может, он счел предательством, что я вынула метку? А для меня не предательство его слова «Я не собираюсь заводить семью» и «Пополнишь мой гарем»? К черту этого бабника. К черту. У него нет оснований больше меня держать, я уйду, как только поправлюсь.

Медицинская палата, белые стены, одежду на этот раз с меня срезают. Я не могу раздеться сама, да и все испорчено. На мне снова больничная распашонка. Мэтт раздает указания. Снова берут анализы, принимаются обрабатывать раны. Где-то щиплется, где-то больно, но я наконец расслабляюсь. Мозг понимает, что здесь мне не пытаются причинить вред и успокаивается.

Запястья мне заматывают новыми свежими бинтами. Кожу на лице чем-то мажут. Нос вправляют. Это больно. На ободранное ухо лепят пластырь, а ожог на большом пальце ноги обрабатывают специальной мазью. Он глубокий, повязки противопоказаны. Напоследок Мэтт собственными руками находит у меня вену в правом локте и ставит капельницу. Даже не спрашиваю,

что в мешке. Лекарство. Это наверняка.

На этом врачи уходят. А я закрываю глаза и пытаюсь заснуть, но воображение все время возвращает меня в депо при метрополитене, на последний этаж административного здания, к пятерым Бурым отморозкам, которые собирались замучить меня до смерти. Похоже, теперь меня будут мучить кошмары.

Невесомая дрема, которой мне удалось добиться, бесцеремонно разрушается, когда дверь пикает магнитным замком и впускает в палату Шейда. Пожаловал, засранец! Мне есть что ему сказать!

56.

— Уйди, Шейд, — произношу вяло и отворачиваюсь.

Но он, естественно, не уходит. Направляется ко мне. Нюх улавливает его запах — гнев, смешанный с тревогой. Подходит и берет за руку. А я выдергиваю пальцы. Спасение спасением, а слова про гарем так и стоят в мозгу.

— Я рад, что успел, — произносит он. В голосе уже нет той язвительности, которая была слышна в машине.

— Мог бы не торопиться, они не собирались останавливаться, — цежу сквозь зубы. В глазах жгутся слезы.

— Вот что ты за засранка! — вдруг вспыхивает Шейд. — Сама же знаешь, что зря сбежала! Нет, чтобы спасибо сказать!

— За что? Что ты вернул меня, чтобы добавить к гарему? Я тебе ещё раз скажу — пошел ты к черту, Шейд! — не знаю, откуда берутся силы, но голос крепнет. Хотя в душе разливается ядовитая горечь. — Я не буду одной из твоих омег. — Слезы таки скатываются по щекам. — Ты влез под кожу, ты понравился мне, а сам… Использовал и хочешь сделать меня одной из своих ручных собачек. Это унизительно!

Шейд опускает голову и посмеивается. Отходит от каталки и делает пару шагов по палате. Слепляет ладони на затылке, разведя плечи, улыбается, глядя в потолок.

— Глупышка, — он все ещё с улыбкой смотрит на меня. — Не нужны мне другие омеги, ещё просто не выгнал. Но я ни к одной не притронулся с тех пор, как тебя увидел. Как попробовал твое тело, твой запах.

Врет же, ну? Хочется убедить себя, что врет. Его слова раскаленными щипцами терзают мне сердце. Я же хочу быть с ним, как ни пытаюсь себя переубедить. Влюбилась-таки. Но я точно не готова быть одной из многих. Я или единственная, или никак.

— Мне ты одна нужна, слышишь, Рэй? — добавляет Шейд.

Меня взрывает, когда я в очередной раз слышу это имя. Не смеет он его марать своим ртом. Не смеет произносить!

— Я просила тебя не называть меня так! — выкрикиваю с рычащими нотками.

Меня переполняют эмоции. Ярость, гнев, тоска, щемящее чувство недостижимости счастья, кровь вскипает. В неё вбрасывается адреналин. Чувствую, как кости пальцев деформируются, потом предплечий, плеч. Я осознаю, что обращаюсь, но не пытаюсь это остановить.

Это чудовищно больно. Я столько времени этого не обращалсь, что уже и не вспомнить. И все же вскоре я спрыгиваю с каталки уже в обличии волка. Смотрю на Шейда, рычу.