Рыжая Соня и ветер бездны

Арсеньев Дмитрий

Твари, хохоча и повизгивая, принялись перебрасывать между собой, словно мячик, обнаженное тело, цепко и похотливо стискивая груди и ягодицы женщины. Взрывом восторга встречали они стоны боли, непроизвольно вырывавшиеся из ее сведенных судорогой губ. Во рту у Сиэри мгновенно пересохло, а кожа взмокла от пота. Женщина не могла понять, где верх, где низ… узел, в которой шаман скрепил ее волосы, растрепался, длинные медно-рыжие пряди развевались, словно грива бешено скачущей лошади, залепив рот и глаза, но у Сиэри не было сил отбросить их…

Хохот,

визг и крики тварей слились в один бесконечный вой, который бил в уши со страшной силой, доставляя женщине неимоверные мучения. Сиэри казалось, еще чуть-чуть и голова ее лопнет от чудовищного шума. И она потеряла сознание. А когда очнулась, поняла, что лежит на мягком ложе, закутанная до подбородка в колкое шерстяное одеяло. Повернув голову, Сиэри увидела лежащую рядом дочь.

— Очнулись? — раздался голос шамана, и от этого звука Ална глубоко вздохнула и открыла глаза.

Сиэри, еще не вполне пришедшая в себя от пережитого кошмара, удивилась, посмотрев в глаза дочери — спокойные, безмятежные, как у человека после долгого, крепкого и здорового сна.

— Одевайтесь! — коротко бросил шаман, укая зывая на одежду, сложенную рядом, и кивнув головой на дверь, добавил: — И уходите.

Сиэри поспешно натянула на себя платье и помогла одеться дочери.

Обняв Алну за плечи, она вышла за дверь и очутилась в пещере, куда шаман привел их вчера.

Вчера? Она выбросила этот вопрос из головы — ей страшно было даже подумать, сколько времени они провели здесь. День? Два? Или полгода?

Шаман, вышедший за ними следом, присел на лавку, перебирая руками ракушки, нанизанные на нить.

— Иди, погуляй на полянке,— ласково кивнул он девочке.— Посмотри, какие там цветы у скалы.

Сиэри удивилась словам шамана: она точно помнила, что на голой земле у входа в пещеру было пусто, как на ладони. Но промолчала.

— Девочка твоя совершенно здорова,— сказал шаман, буравя Сиэри темными глазами,— но может так статься, что из нее вырастет женщина, способная беседовать с богами. Это редкий дар, очень редкий. Возвращайтесь домой, и живите, как прежде. Настанет время, о ней вспомнят.

— Кто? — вырвалось у Сиэри.

— Я сказал: о ней позаботятся,— строго глянул шаман, и женщина, осознав неуместность своего вопроса, смущенно замолчала.

— Вот здесь…— развязывая кошелек, начала она, но шаман остановил ее строгим жестом:

— Я не знахарь, деньги мне не нужны. Прощай.

Та встала, молча поклонилась шаману и вышла наружу. Боги! Вся поляна была покрыта зарослями высоких цветов. Их крупные желтые бутоны кивали под дуновением ветерка, и среди них женщина не сразу заметила Алну.

— Мама! Правда, красиво? — закричала девочка, с трудом пробираясь сквозь толстые стебли к Сиэри, и та вдруг поняла, что это первые слова, которые дочь произнесла с тех пор, как они очутились здесь.

— Пойдем! — Мать схватила Алну за руку и, не оглядываясь, поспешила вниз по тропинке к поляне, где должны

были ждать провожатые.

— Долго вас не было,— встретил ее Рашмаджан, когда они вышли к палаткам охраны,— целых три дня! Мы уж думали, не случилось чего…

«Три дня?!» — ужаснулась женщина. Мурашки вновь пробежали по коже при воспоминании о кошмарах, что привиделись ей в лесной обители.

Весь обратный путь Сиэри исподволь пыталась выведать у дочери, что она помнит из встречи с шаманом, но Ална могла рассказать лишь о том, как они с матерью стояли раздетые с поднятыми вверх руками и шаман осматривал их. Все остальное, если что и происходило с ней, растаяло в памяти девочки, не оставив следа.

«Ну и хорошо,— решила женщина.— А большего знать никому и не следует!»

Когда они вернулись, Сиэри рассказала мужу только то, что могла помнить Ална. Келемет еще долго, но беззлобно посмеивался над женой:

— Надо же, отдать двадцать золотых, чтобы съездить невесть куда да показаться в голом виде какому-то шарлатану, увешанному лисьими хвостами.— Гирканец крутил головой, изображая недоумение.— Ну ладно, ладно,— махал он рукой на жену, готовую вспыхнуть,— я понимаю, что все это делается для здоровья Алны.

Сиэри, помня слова шамана о беседующих с богами, первое время все ждала, что вот-вот явятся за ее старшей дочерью. Время шло, никто не приходил, и женщина все реже и реже думала об этом. Потом пришлось спешно сниматься и переезжать в Майран, и она совсем забыла о предупреждении колдуна, успокоив себя мыслью, что, скорее всего, прав муж, а шаман просто одурманил ее, чтобы без помех насладиться телом женщины, да еще навел морок для отвода глаз. Однако года через два какая-то старушка пришла к ним в дом и, посмотрев на Алну, которой в то время было четырнадцать лет, сказала:

— У этой девушки большие и редкие способности, я это вижу. Присылай ее время от времени к нам в Храм, и она научится многому из того, что я могу ей передать.

— Зачем?! — недовольно бросила Сиэри, у которой в тот момент была масса дел и странные речи бродяжки только отнимали время и казались совершенно неуместными.

— А ты вспомни Рабирийские горы,— просто сказала старуха.

Внутри у Сиэри все похолодело.

«Значит, шаман был прав, и это не приснилось мне!» — подумала она и, почтительно поклонившись старухе, спросила, где находится их Храм и когда лучше привезти туда Алну.

Женщина все подробно рассказала Сиэри. С тех пор Ална временами проводила по несколько дней в Храме Айнсор, благо тот был расположен неподалеку от города и добираться туда было несложно…

Ничего о том, что случилось в пещере шамана, ни Соня, ни Хункар, конечно, не знали. Они даже не интересовались, почему их старшая сестра ходит к этим старухам,— мало ли какая блажь могла прийти в голову ей или родителям? В те времена сестру и брата больш интересовали обычные для их возраста детские забавы и развлечения.