Рыжеволосая танцовщица

Джоансен Айрис

Сабрина похолодела. Каково это было пережить восьмилетнему мальчику! И вряд ли у кого-либо хватило бы смелости упрекать Алекса в цинизме за его слова!

– Господи, – прошептала она, – да ведь тебе было всего восемь лет! Твой дед мог бы и подождать!

– А зачем? У моего деда достаточно мужества, чтобы называть вещи своими именами. Я думаю, что он по-своему всегда заботился обо мне. А сказал он это не для того, чтобы причинить мне боль. Он хотел оградить меня от того, чтобы я однажды не попался на удочку к своим родителям, если им вдруг понадобится использовать сына

в каких-то своих грязных играх.

– А они пытались тебя использовать? – спросила Сабрина.

– Разумеется, – грустно улыбнулся он. – Слава Богу, старик успел меня кое-чему научить.

– Ничего себе! – произнесла Сабрина, чувствуя, что слезы подступают к глазам. Она живо представила себе Алекса восьмилетним мальчиком, которому так рано пришлось пережить боль разочарования в собственных родителях.

– Я не поддался на их провокации, потому что эти двое мне были больше не нужны. У меня был мой кузен Лэнс и мой дед. Больше мне никто не был нужен.

– Теперь многое понятно, – горько сказала Сабрина, отводя глаза, чтобы он не увидел в них слезы. – Тебе действительно никто больше не нужен.

Алекс вдруг пробормотал:

– Господи, для чего я тебе все это рассказываю? Я уже много лет и не вспоминал ни разу о своих распрекрасных родителях, а ты вдруг заставила меня рассказать тебе чуть ли не всю мою жизнь. Все это было давно и больше не волнует меня.

Но Сабрина видела, что это не так. Она за эти несколько минут вдруг увидела другого Алекса, совсем не циника, человека ранимого, нуждающегося в дружбе и преданности. Словом, такого, как и все. В ее душе словно что-то перевернулось. Ей захотелось по-матерински обнять его, прижать к груди, как Дэвида, когда того мучили ночные кошмары.

– Да, твое детство не назовешь счастливым, Алекс, – произнесла она. – Но это не значит, что ты никому не должен доверять.

– Да брось ты, я расстался с ними совершенно безболезненно. – Угрюмая маска снова скрыла настоящего Алекса. – А тебе-то, Сабрина, я могу доверять? Ведь Хани не послала бы тебя ко мне, если бы не была уверена в тебе, как в самой себе. Так ведь?

– Да, – тихо согласилась Сабрина. Почему вдруг ее охватила тоска, когда она снова увидела прежнего, хмурого и агрессивного Алекса?

Алекс помрачнел еще сильнее.

– Тем не менее она не потрудилась узнать побольше о твоей личной жизни. Как я могу тебе доверять, когда вот сейчас ты, можно сказать, изменяешь своему Дэвиду? – Он снова смерил взглядом всю ее фигурку, облаченную в костюм гаремной танцовщицы. – Не говоря уже о том, что за деньги ты готова крутить бедрами для кого угодно.

Сабрина почувствовала, что их хрупкому взаимопониманию приходит конец. Осторожно поставив бокал на скатерть, она сказала:

– Тебе не кажется, что это уже слишком? Хватит! Отвези меня домой!

Алекс чертыхнулся себе под нос.

– Черт побери, да что же это такое со мной! – воскликнул он. – Почему я всегда говорю тебе и делаю не то, что надо. Почему все всегда получается наоборот?! Сейчас, например, я безумно хочу тебя. Ну почему?

– Потому, что мы с тобой очень разные, у нас нет и быть не может ничего общего! Неужели

ты этого до сих пор не понял? Мы не только принадлежим к разным мирам. Мы с тобой смотрим на жизнь с диаметрально противоположных позиций!

– Нет ничего общего и быть не может… – Он передразнил ее с горечью. – Ты хочешь сказать, что с этим твоим Дэвидом ты совместима и вас многое связывает?

Дэвид… Наивный взгляд широко распахнутых глаз, пальцы, нежно касающиеся бархатных лепестков цветка… Никого на свете нельзя было сравнить с Дэвидом. И уж тем более Алекса.

Сабрина посмотрела Алексу прямо в глаза.

– Да, – сказала она твердо. – Вне всяких сомнений.

Алекс нахмурился.

– Любую связь можно разорвать, – мрачно изрек он. – И мне всего лишь нужно убедить тебя, что потом ты ни о чем не пожалеешь. Хани так же может ошибаться, как и любая женщина. Возможно, и тебе я могу доверять не больше, чем любой другой женщине. – Он еще сильнее нахмурился. – Но будь что будет!

Он вдруг устремился к ней. Сабрина и не заметила, как Алекс увлек ее на землю. Она чувствовала жар его тела. Руки Алекса лежали по обеим сторонам ее лица, но к самому лицу не прикасались. Сабрина испытывала влияние неведомой гипнотической силы, обволакивающей и подавляющей ее волю. Губы Алекса коснулись ее губ, покрывая их нежными, но настойчивыми поцелуями, пока Саб-рина сама не стала отвечать на них. Она ощущала, как прикосновение ее губ заставляло Алекса трепетать всем телом. Она обхватила ладонями его голову, гладя по шелковистым волосам.

Он оторвался от нее, а затем провел по губам языком, повторяя их очертание.

– Будь со мной, Сабрина, – прошептал он.

Сабрина помотала головой, восхищаясь и поражаясь его любовному искусству. Он же принял этот жест за выражение несогласия.

– Не отвергай меня, Сабрина. – Его руки ласково гладили ее лицо. – Обещаю, тебе будет хорошо. Мы созданы друг для друга.

Он снова поцеловал ее, на этот раз уже властно, почти грубо.

Их тела слились. Сильные руки Алекса прижимали Сабрину к мускулистой груди. Он так страстно целовал, заставляя забыть обо всем на свете, что все ее существо вдруг превратилось в одно сплошное желание. Алекс целовал уже ее подбородок, шею, опускаясь все ниже, между тем как его пальцы медленно и осторожно расстегивали плащ. Сабрина пыталась остановить его, понимая, что все происходит слишком быстро, но его руки уже гладили ее грудь через легкую ткань.

– Ты очень красивая. Ты ведь знаешь об этом? Когда я впервые увидел твой танец, мне захотелось остаться с тобой, чтобы ощутить, что вся эта красота принадлежит мне. Я хочу смотреть на тебя, Сабрина, видеть тебя всю, все твое тело.

Больше Сабрина не пыталась его остановить. С минуту Алекс неподвижно смотрел на нее. Затем словно безумный стал осыпать поцелуями все ее тело.

– Нет, Алекс, не надо, я прошу… – шептала она, думая, что, если он послушается и эта сладкая мука, которую ей еще никогда не приходилось испытывать, прекратится, она возненавидит его. То, что еще несколько часов назад казалось совершенно невозможным, сейчас было неизбежным и естественным.