Рыжик
Шрифт:
— Довольна. А что?
— Ничего… Только хлеба для пса я покупать не стану. У нас и без него много ртов. А у него пасть, что твой колодец…
— Ладно… Собака больная… А у мальчика игрушек нет, пусть играет, только б он по улицам не бегал…
На этом разговор закончился. Тарас за делом и думать забыл о приемыше и о его Мойпесе.
Прошел ровно месяц. В один майский день долго не показывавшийся Рыжик неожиданно появился на Голодаевке, к великой радости сверстников. Сидя верхом на черной громадной собаке, он промчался
— Санька Рыжик едет! Санька едет!.. — восторженно кричали ребятишки, увидав «атамана».
Спустя немного детвора, поднимая тучи пыли, гурьбой неслась по улице, догоняя Рыжика. Вскоре ребята со всех сторон окружили Саньку.
Гордый и самодовольный стоял Рыжик посередине толпы, а возле него с высунутым языком стоял толстомордый пес и добродушно поглядывал на собравшуюся мелюзгу.
— Это твоя собака?
— Где ты ее взял?
— Как ее зовут?
Вопросы эти сыпались с разных концов.
— Я ее нашел, она была больная… Я ее вылечил, — рассказывал Рыжик товарищам.
— Что у нее было?.. Какая болезнь? — любопытствовали ребята.
— У нее ноги болели… Крови страсть сколько вышло!..
— А чем ты ее вылечил?
— Хлебом и тряпками, — самоуверенно ответил Рыжик. Хлебом я ее кормил, а тряпки прикладывал к ногам… Теперь она здорова…
— Молодец, Санька! — восхищались товарищи. — А как ее зовут?
— Мойпес, вот как я ее назвал…
— Вот так имечко!.. Мойпес, на!.. Мойпес, сюда!.. — послышалось со всех сторон.
Но Мойпес и не думал двигаться с места. Он только добродушно поглядывал на детвору и тихо помахивал пушистым хвостом.
— А что он умеет делать? — снова приступили ребятишки к Рыжику.
— Что он умеет делать? — переспросил владелец собаки и задумался, так как он сам не знал, что умеет делать его собака. Но вдруг он поднял голову и ответил: — Мойпес умеет кур гонять…
— А ну-ка, покажи!
— Сейчас.
Через минуту на Голодаевке поднялась небывалая суматоха. Огромный черный пес с громким лаем гонялся за курами, которые до этого мирно рылись в мусоре, что кучками лежал вдоль речного обрыва. С громким кудахтаньем, обезумев от страха, неслись бедные птицы, преследуемые черным псом. В воздухе закружились перья. Куры взлетали на заборы и на крыши домов. Рыжик, а вслед за ним многочисленная орава детей мчались позади собаки и оглушали воздух дикими криками.
— Тю, тю, тю!.. — кричал Рыжик, науськивая собаку на кур.
— Тю, тю, тю!.. — вторили ему мальчишки.
Наконец, окончательно забывшись, Санька вбежал во двор Ариши Брехухи и там стал действовать, натравливая пса. Аришины куры громко закудахтали и тяжело поднялись в воздух, взмахивая пестрыми крыльями. Большой петух, с пышным многоперым хвостом, взлетел на забор и так заорал, что даже Мойпес остановился и с удивлением поднял на него морду.
— Мойпес, куси его! — натравливали
Но в это время из хаты выбежала с ухватом в руках Ариша, и армия Рыжика мгновенно рассеялась.
С этого раза Санька почти ежедневно выезжал верхом на своей собаке. Его сопровождала детвора. Взрослые, в особенности женщины, глядя на сорванца, самым серьезным образом предсказывали ему каторгу. Вообще о Рыжике обыватели Голодаевки были далеко не лестного мнения. Многие матери строго-настрого наказывали своим детям не играть с рыжим «чертенком» и не водить с ним дружбы.
— Он скверный, испорченный мальчишка, — говорили матери своим детям, — вы с ним не играйте…
IV
Дуня
Однажды, года через два, в ненастную осеннюю ночь, когда семья Тараса Зазули спала мирным сном, кто-то с улицы несколько раз постучался в ставень окна. Первым услыхал стук сам Тарас, а когда спустя немного стук повторился, проснулась и Аксинья.
— Тарас, слышишь? — шепотом спросила она.
— Слышу, — коротко ответил муж и нехотя стал слезать с печи.
— Кто там? — крикнул он, подойдя к окну.
— Это я… Дуня… — донесся с улицы детский голосок.
В хату вошла маленькая девочка, лет пяти, вся закутанная в большой дырявый платок, с которого стекали крупные капли дождя.
Девочка сделала несколько шагов вперед, остановилась посредине комнаты, закрыла руками лицо и навзрыд расплакалась.
В это время проснулся Санька. В одно мгновение мальчик наполовину свесился с печи и широко раскрытыми глазами стал следить за тем, что происходило внизу, в мастерской. Дуню он сейчас же узнал и по голосу и по фигурке, маленькой и тонкой. Не раз он вместе с нею бегал по улицам, собирал цветные черепки разбитых блюдец и тарелок и не раз доводил ее до слез, пугая лягушками.
«Зачем она пришла так поздно, в такую ночь, и как она не побоялась одна идти?» — спрашивал у самого себя Рыжик и, не находя ответа, с еще большим вниманием стал прислушиваться к тому, что делалось в мастерской. Дуня между тем не переставала плакать. Возле нее стояли Аксинья и Тарас и с участием глядели на позднюю гостью.
— Ну, будет плакать, будет… — обратилась Аксинья к девочке. — Ты лучше расскажи, что у вас случилось.
Она обняла девочку и несколько раз погладила ее по головке. Дуня немного успокоилась.
— Дяденька сказали… — начала она, с трудом выговаривая слова, — гроб делать… мама моя… померла.
— Померла?! — в один голос воскликнули Зазули.
Дуня снова разрыдалась. На этот раз никто ее не стал утешать.
«На то она и сирота, чтоб плакала», — подумала Аксинья и обратилась к мужу:
— Из чего ты гроб будешь делать?
— Из досок.
— А есть они у тебя?
— Есть-то есть, да они у меня для другого дела припрятаны. Ну, да уж ладно! — махнул Тарас рукой и, по обыкновению, почесал затылок.