Рыжий Эттин / The Red Ettin
Шрифт:
ДЖЕК. Это не конец. Это всего лишь конец начала.
ВДОВА. Конец начала – это начало конца, и чем скорее все закончится, тем будет лучше, поверь мне, Альберт. Таким людям, как ты, не стоит и пытаться делать вид, будто им есть, что сказать, потому что сказать тебе нечего. Да и остальным тоже. Мне есть, что сказать, но я не говорю. Даже диким лошадям не вырвать из меня эту историю. Мои губы
ДЖЕК. Это версию заслуживает проверки.
ВДОВА. Что?
ДЖЕК. И каждое утро, просыпаясь, я доставал нож, завернутый в красный шарф машиниста.
ВДОВА. Это был шарф твоего отца. Он работал на железной дороге. Однажды ночью локомотив разрезал его на три части, когда он лежал поперек рельсов, думая о том, как прекрасно я выглядела обнаженной.
ДЖЕК. Но однажды, развернув шарф, я обнаружил, что нож бурый от ржавчины, и понял, что пора идти на поиски брата.
ВДОВА. Нам следовало продать нож до того, как он заржавел. Мы могли бы обменять его на корову. Или на волшебные бобы.
ДЖЕК. Мама, я ухожу. Должен найти брата.
ВДОВА. Ты про первого брата или про второго?
ДЖЕК. Второго брата.
ВДОВА. А как насчет первого брата?
ДЖЕК. Я не помню первого брата.
ВДОВА. Его звали Джек. И он ушел, как и вы оба. Все Джеки уходят. И что мне теперь делать, когда никого здесь не останется, чтобы защитить меня от людей, которым захочется полапать мой зад?
ДЖЕК. У тебя есть топор. И за дверью спрятан дробовик.
ВДОВА. А что я буду есть? Из дробовика кашу не сваришь.
ДЖЕК. Тыкв у тебя предостаточно.
ВДОВА. Тыквы я терпеть не могу.
ДЖЕК. У нас есть картошка.
ВДОВА. Я боюсь картофелин. По ночам они вылезают из подвала и раскатываются по дому.
ДЖЕК. Картофелины ничего такого не делают.
ВДОВА. Делают. Они живые. У них есть глаза. Они отращивают белые щупальца и, ползая по полу, пищат, как мыши.
ДЖЕК. Есть спаржа, ревень. Или они тоже ночью ползают по полу.
ВДОВА. Спаржа и ревень. Если я попытаюсь выживать на спарже и ревене, моя моча будет пахнуть, как ноги дьявола. Но тебе, пожалуй, лучше уйти, потому что если ты останешься здесь, никакой истории не будет. У меня есть немного муки, чтобы испечь пирог. Сходи
ДЖЕК. Ведро я починил.
ВДОВА. И как ты починил ведро?
ДЖЕК. Ворон подсказал мне, как залепить дыру глиной.
ВДОВА. Ворон? Теперь ты разговариваешь с воронами? Пользуешься советами птиц? Все мои сыновья – дебилы.
ДЖЕК. Я оставлю тебе половину пирога.
ВДОВА. Тогда получишь половину моего благословения. Только не забудь галоши. И зонтик. Так, куда ты идешь, все время льет дождь.
ДЖЕК. И куда я иду?
ВДОВА. Не знаю, но когда доберешься туда, дождь будет лить, как из ведра, и тебя сожрет большая рыжая тварь, как сожрала твою сестру, и я останусь одна, среди коз и овец, буду жить на спарже и ревене, и вонять от меня будет, как от лобковых волос сатаны. Но это нормально. Не думай обо мне. Все уходят. Твой отец ушел тремя частями. Мы похоронили его в костюме-тройке. Железная дорога не дала мне ни гроша. Они назвали это самоубийством. Но я спрашиваю тебя, будь ты женат на такой красавице, как я, лег бы ты на рельсы, чтобы тебя разрезало на три части?
ДЖЕК. Прощай, мама.
ВДОВА. Пойду смотреть телевизор. Может, показывают что-то хорошее.
ДЖЕК. Электричества нет.
ВДОВА.Я обнаружила, если достаточно долго всматриваться в погасший экран, в голове начинают возникать образы. Мужчины, которые наполовину волки, нимфы с голой грудью, полуразрушенный замок, бык с тремя головами. Я смотрю в темноту и вижу прошлое, и будущее, и часть Болгарии. Не лучшую ее часть. Так что не думай о бедной, старой, вдовой матери. Если станет совсем худо, за несколько долларов я позволю местным фермерам лапать меня за зад в амбаре. И будь осторожен в этом большом мире. Ужасное место для любого, кто живой. Держись подальше от красивых женщин, волосы которых хорошо пахнут. Открытки присылай мне с уточками. Уточки всегда были мне близки. Не знаю, почему. А теперь иди. Не хочу больше тебя видеть. У меня нарастает тревога. Пойду лучше в дом, и буду смотреть на Болгарию, пока меня не хватит инсульт. (Уходит
Конец ознакомительного фрагмента.